Александр Трапезников: Подари мне жизнь

Они чокнулись мензурками и выпили. Катя сразу закашлялась, а Митя благодушно погладил рукой свой толстый живот. Константин ощутил легкий туманец в голове, ему стало весело.

— А я в детстве хотел матросом стать, — сказал он и сам же засмеялся, словно произнес нечто предельно остроумное.

— Тоже неплохо, — откликнулся Петр Петрович. — Но тебе надо действительно в медицинский поступать. С направлением из больницы проблем не будет. А Николая этого Семеновича ты не бойся, никакой докладной он не напишет, у самого рыло в пуху. Он у нас на курсе самой последней сволочью был. Я ему, помню, лично пару зубов вышиб. И вообще, никакой он не врач, а просто администратор. Такие типы, как паразиты, к медицине присосались и живут. Есть такие жучки в муравейнике, забыл, как они называются, ламехузы, что ли? Сами ничего не делают, не производят, а всеми запасами муравьев пользуются. Жируют.

— Почему же муравьи их не трогают? — спросил Костя.

— А хрен его знает почему. Может, привыкли или уже внимания не обращают. Или жалеют убогих. Или воли нет выгнать этих ламехуз к чертовой бабушке. Ты спроси что-нибудь полегче, — усмехнулся врач.

Митя, завладев колбой, вновь разлил спирт по мензуркам. Катя разбавила свою дозу водой и произнесла:

— А вот мне Костя посоветовал на панель идти.

— Иди, — кивнул реаниматор. — Дело стоящее. Тут я с ним полностью согласен. Раз в сто будешь больше меня зарабатывать. А то и в тысячу.

— А как же мораль? — спросил Костя.

— Мораль? — усмехнулся Петр Петрович. — Немецкий философ Кант как-то сказал: есть две вещи, заслуживающие внимания, — нравственный закон внутри меня и звездное небо над головой. Так что исходи только из этих двух постулатов.

Митя громко икнул. Затем еще раз.

— Недопив, — сказал он, поспешно разливая остатки спирта. — Кант — это, конечно, хорошо, но пожил бы он в России, в наши дни. Небо бы ему показалось с овчинку, а нравственный закон внутри превратился бы в обыкновенную изжогу.

— О! А ты тоже философ, толстячок, — рассмеялся реаниматор.

— Я вам так скажу, — отозвался Митя. — Медицина меня мало интересует, и никаким врачом я, конечно же, не буду. Меня влечет литература. Да, да, я хочу стать писателем. Сегодня же начну писать роман, где главным героем будет… Угадайте — кто?

— Ну конечно же, Костя, — сказала Катя.

— Точно! — воскликнул Митя. — Стану его биографом. Тебе больше нельзя пить, — улыбнулся Константин.

— А я все равно буду писать роман, — упрямо продолжил его друг. — И назову его как-нибудь… так: «Подари мне жизнь». Неплохо?

— Ладно, Петр Петрович, мы, пожалуй, пойдем, — сказал Костя, пожимая протянутую руку. — А то он еще не только романы, а кино снимать захочет! Всего доброго.

В коридоре Катя придержала Костю за локоть. Митя, пошатываясь, ушел вперед.

— У меня сегодня дома никого, — сказала медсестра. — Поехали после смены ко мне? Я тебя завтраком накормлю. Насчет мужа не беспокойся, он в командировке.

— Нет, не поедем, — улыбаясь, ответил Костя. — Во-первых, я же отстранен от работы, поэтому прямо сейчас отправляюсь к себе. Хочу выспаться.

— А во-вторых? — спросила Катя, почти прижав его к стенке.

— У меня ведь девушка есть, — сказал он. — И я ее очень люблю. Так что завтрак наедине отменяется. А также обеды и ужины.

— Ну и дурак! Одно другому не мешает. И почему меня любят только те, кого не люблю я?

Константин погладил ее по волосам и неожиданно поцеловал.

— Не обижайся, Катя, ты очень славная, — сказал он. — Только бестолковая немного. Все еще у тебя будет. Ну хочешь, сходим завтра в театр?

— Не хочу. Мне одолжения не нужны. Я, Костик, не подбираю в чужих тарелках.

Они некоторое время шли по коридору молча, а потом Катя вдруг произнесла, вытащив из кармана бумажку:

— Не об этой ли девушке ты говорил? Она тебе весь день названивала, я записала номер телефона. Ольга.

Костя взял бумажку, порвал ее, бросил в урну.

— Не эта, — коротко сказал он.

Катерина достала еще один клочок и вновь протянула Косте:

— Она сказала, чтобы я записала номер дважды, потому что первую бумажку ты непременно порвешь. Как в воду глядела.

Константин отправил в урну и этот листок.

— Надо же! — усмехнулась Катя. — Какие у вас высокие отношения! Чем же она тебе так насолила?

Костя не отвечал, настроение у него сразу ухудшилось. Он не хотел даже думать о том, что было ему неприятно.

— Старая любовь, да? — продолжала допытываться Катя. — Бывшая жена, сбежавшая невеста? Коварная любовница, мать твоих детей, брачная шантажистка?