Тамара Уманская - Граница. Таежный роман. Пожар

Сначала Вадим спал в корзине, потом ползал в углу, отгороженном стульями. Потом сидел за длинным столом, напротив мамы, читал или рисовал. В этой полуподвальной комнатушке было на диво уютно, тепло зимой и прохладно летом.

Зима наметала сугробы в пол-окна, весна гремела в водосточных трубах, летом пышный куст сирени заглядывал в окно, стряхивая на подоконник муравьев, может быть, родственников того дальневосточного муравья, который однажды, в далеком будущем, свалившись с ветки жимолости, увидит на другом подоконнике озерцо шампанского, открытого в честь счастливой женщины по имени Альбина.

Мама заполняла карточки своим круглым идеальным почерком (как в прописях — нажи-им, волосяная ли-иния), или подклеивала растрепанные книги, или рассказывала Вадиму про отца — какой он был замечательный, добрый и смелый; или читала наизусть «Евгения Онегина»… Она ведь была отличница и все всегда делала лучше всех: готовила, шила, вязала, мыла окна — так, что они делались прозрачнее воздуха. А когда в библиотеке намечалась какая-нибудь сверхурочная работа и заведующая обводила сотрудников испытующим суровым взором, мама торопилась поднять руку и быстро, словно пугаясь, что кто-то другой опередит ее и отнимет эту почетную обязанность, говорила:

— Разрешите мне! Я останусь после работы, я сделаю.

И отца Вадим представлял себе таким же. Он видел его на фотографии: худенький белобрысый лейтенантик в форме (без погон, с довоенными еще петлицами) и мама в нарядном светлом платье, с непривычно, затейливо уложенными волосами — на фоне нарисованных гор, покрытых не то снегом, не то низкими облачками. Мама сидит на стуле, а папа стоит рядом, положив руку ей на плечо. Лица у обоих смущенные и в то же время невероятно счастливые.

Из маминых рассказов Вадим знал, что, когда закончилась Главная Война, всех живых солдат построили на параде в Берлине и выехал маршал Жуков на белом коне. Маршал Жуков сказал, что война была очень тяжелая и все, конечно, хотят теперь домой. Но есть еще маленькая, совсем не важная и не такая уж трудная война, но все-таки ее тоже надо довоевать. Кто пойдет? И папа первый вышел из строя и сказал:

— Разрешите мне! Я останусь еще ненадолго, еще на одну маленькую войну.

И поехал на поезде на другой конец света, и там его убили — на этой дополнительной, совсем не важной войне. Но прежде чем он уехал на эту войну, ему разрешили побыть недолго в Москве и увидеться с мамой. И родился Вадим, но папа уже не узнал об этом.

А потом Вадим пошел в школу, и мама тоже пошла в школу. Он — учиться, она — учить. И он узнал, что ему ужасно с ней повезло, а раньше-то он думал, что все мамы такие.

После войны осталось много одиноких женщин. Не все смирились с судьбой, многие надеялись еще раз найти свое счастье. У одноклассников появлялись и исчезали отчимы. Конопатый Васька, сосед по парте и закадычный друг, периодически появлялся в школе с подбитым глазом или расквашенным носом и победно докладывал:

— Прогнал! Ну его, не нужен нам такой. Только водку жрать горазд да мамку колотить.

А про Анну Станиславовну такого никто не то что сказать — подумать не смел. Все знали, что она верна памяти геройски погибшего мужа. Когда она шла по улице, на нее многие оглядывались, но подойти, заговорить, познакомиться никто даже и не пытался. Какое там познакомиться! Взгляд задержать на лишнее мгновение не решались. Мама была отличницей. Отличницы второй раз замуж не выходят. Они остаются прекрасными и верными вдовами, как в сказках и жестоких романсах.

Мама все понимала. С полуслова, с полувзгляда, с полунамека. Это было прекрасно. Хотя именно это впоследствии невероятно осложнило Вадиму жизнь. Поскольку он ожидал от людей такого же понимания, такой же деликатности. Ему казалось это естественным. Налетая с размаху, с улыбкой и готовностью любить и верить на равнодушие, ложь, предательство, он безмерно удивлялся, потом впадал в отчаяние, потом… Впрочем, это было уже потом, гораздо позже.

В школу они с матерью выходили вместе, но примерно за квартал Вадим отставал, и дальше мать шла одна, а он сам по себе. В школе они виделись редко: мать преподавала русский и литературу в старших классах; когда же встречались, Вадим называл ее по имени-отчеству, а она его — по фамилии. Но он всегда чувствовал ее незримое присутствие, ее любящий взгляд. И поэтому Вадим Глинский изо всех сил старался быть достойным своих родителей. Он был отличником, он вел общественную работу, участвовал во всех субботниках, собирал металлолом и рисовал картинки для стенгазеты.