Imanka - Босиком по лужам

— Черт! С какой песни мы начинаем? — опять нервно воскликнул Билл.

— Всё с той же, — буркнул Том.

— А сколько там народу? — тихо спросила я у Густава.

— Тридцать тысяч, — отозвался Саки.

— Твою мать! — ахнула я. — Полный зал что ли?

— А у нас по-другому не бывает, — Густав гордо расправил плечи. — Всегда аншлаг.

— Можно хотя бы сейчас не говорить о зрителях?! — взорвался Билл.

Сбоку противно шипели рации на поясах охраны — то одна, то другая, то третья. Саки что-то послушал, ответил и, глянув на мальчишек, кивнул:

— Готовы?

— Да, — набрал воздуха в грудь Билл. — Работаем.

Том поправил ремень на плече и понесся на сцену. И как он не путается в своих длинных штанах?

Густав последовал следом. Георг внимательно вслушивался в начавшееся жужжание гитары Тома. Убежал.

Билл сосредоточенно глубоко дышал, глядя в никуда. Микрофон в руках ходит ходуном. Замер, словно приготовился к прыжку… Запел!

Я занервничала, думала, что он опоздал со вступлением, вот и начал петь за сценой, однако, судя по невозмутимым лицам бодигардов, все шло по плану. Билл легко взлетел по ступенькам и зал взревел! «Олимпийский» и до появления солиста истерил, но с его выходом начало твориться что-то неописуемое. Фантастика!

Первые две песни я прослушала, сидя на каких-то ящиках в технической зоне. Зал не видно, лишь многочисленные вспышки звездочками появлялись то там, то тут, да ор стоит такой, что Билла практически не слышно. Он поет, напрягается, фактически кричит в микрофон, но звук, видимо, так и не смогли нормально настроить. Камера неотступно следит за солистом, передавая изображение на два больших экрана. Чаще Билла на экранах показывают только Густава. Еще мне видно кусок партера, руки, тянущиеся к Биллу и Тому. Георг с другой стороны сцены, которая вне зоны моего виденья. Вижу, как охранники то и дело отводят в медпункт девушек… А ведь концерт только начался… Саки сидит на соседнем ящике, пишет кому-то смс и улыбается тепло и нежно. Полинку где-то черти носят. Йоста давно не видно.

Неожиданно прожектора осветили зал. И я увидела «Олимпийский» во всей его красе. Тысячи, десятки тысяч человек отдавались этому тоненькому и невесомому подростку полностью, без остатка. Они тянули к нему руки и визжали! Море рук! Океан рук! Все внимание приковано к нему. Я видела глаза Билла, который наслаждался сумасшествием поклонников. Лучшая музыка для его слуха. Лучшая картинка для его взгляда. Он кайфовал. В какой-то момент мне показалось, что на зал смотрит сам бог, величественно и снисходительно. А потом я заметила искорки в его глазах. Он был счастлив. И он недоумевал — неужели это всё ради меня?

— Привьет, Москва! Как диля? — прокричал он на русском. — Спа-си-бо!

И зал ответил ему взрывом эмоций! Да-да! Это был атомный взрыв в отдельно взятом помещении. Как крыша «Олимпийского» удержалась на месте, я до сих пор не понимаю. От зала шла волна всеобщего обожания. Настолько она сильная, такая она мощная. И он — бог этой энергии!

— Let me hear you make some noise! — радостно завопил он в микрофон.

Девчонки завизжали.

Билл состроил недовольную гримасску, изогнул бровь. Пальцы сделали несколько волнообразных движений. «Ну так себе, — как бы говорил парень, — фиговенько…»

— Let me hear you make some noise!!

Зал отозвался значительно громче. Но юного бога это не убедило. Он хотел не просто криков и писков, он хотел большего. Он хотел, чтобы зал забился в оргазме.

— Let me hear you make some noise!!!

О, мамочки! Всего одной дурацкой фразой Билл отымел тридцать тысяч человек одновременно. Это был не оргазм, это был… «Олимпийский» отдавался ему с каким-то нереальным отчаяньем, бился в мегаэкстазе. Казалось, что мир вот-вот рухнет. А в его глазах опять стояло удивление — неужели это я вас так завел?

Билл что-то еще прощебетал о том, как счастлив быть сегодня в этом прекрасном городе, как он ему понравился и объявил следующую песню. Я решила, что надо действительно посмотреть концерт и отправилась поближе к сцене. Лучше бы я сидела на своем ящике и наблюдала за происходящим на экране.

Том на сцене бесчинствовал. Он заигрывал со своей стороной партера так, что, казалось, девочки умрут от удовольствия. Он строил глазки, кривил рот, закусывал губу и закидывал голову назад. По мокрой шее стекал пот, прилипли прядки… Я вспомнила, как ночью рассматривала его фотографии и поражалась сексуальности парня. Так вот — фотографии не передают и сотой доли того секса, который исходил от Тома. И если оргазм в исполнении Билла носил какой-то божественный характер, то от взгляда Тома народ вокруг вполне мог забеременеть. В нем возбуждало даже то, как он играл на гитаре, как ласкал струны, как пальцы скользили по грифу.