Аманда Дойл - Верь мне!

Он посмотрел на ее сверток с отвращением.

— Садитесь. — Шины заскрипели в замерзших колдобинах, и он легко развернул огромную машину…

Для Лу должно было бы быть большим удовольствием съесть яичницу с беконом и куском поджаренной баранины — но в обществе кого-нибудь , другого. Ее волчий аппетит куда-то испарился под орлиным взором мистера Стивена Брайента из Ридли Хиллз. Тем не менее она заставила себя проглотить все до последнего кусочка и допить до конца горький, крепкий до черноты чай. Они находились в какой-то странной помеси почтового отделения и магазинчика, и седеющая женщина, приготовившая ей завтрак по повелению этого грубого мужлана, обращалась к нему с уважением и услужливостью, совершенно не заслуженными, по мнению Лу. У аккуратного белого штакетника были заправочные колонки и борющийся за выживание сад, где каждый розовый куст чопорно сидел в центре побеленной автомобильной шины. По одну сторону находилась рощица эвкалиптов, а по другую — посадка апельсиновых деревьев. Взгляд Лу скользнул по коричневой почтовой конторке, стоявшей возле одной стены, по полкам с консервами, бутылками и пакетами у другой, по пугающей мешанине из кухонных принадлежностей, бочонков с раствором для уничтожения паразитов у овец и ловушек для кроликов, по заворачивающимся краям прошлогоднего календаря, висящего на кнопках сбоку от нее. Чувствуя явную подавленность, она отодвинулась от стола, расправила плечи… — Я готова, — робко сказала Луиза. В дороге они почти не разговаривали. Лу была ошеломлена чудовищными масштабами все время изменяющегося ландшафта, а водитель управлял мощной машиной с плавным ходом почти лениво, погрузившись в какие-то свои мрачные мысли. Теперь их окружала первобытная гористая местность, и только изредка попадавшиеся посадки люцерны в долинах дарили долгожданное разнообразие после монотонности блекло-зеленых эвкалиптов и самшитов на вздымающихся вверх уступах и жесткой коричневой травы в пустынных оврагах. Иногда дорога, извивавшаяся вокруг пугающих обрывов, становилась такой узкой, что Лу казалось, что колеса наверняка соскользнут с каменистого края. Когда она заглядывала вниз, на красноватый склон, усеянный обломками сланца, ей хотелось в страхе зажмуриться. Она чувствовала себя спокойнее, переводя взгляд на сильные жилистые руки, сжимающие руль, — смуглые твердые руки с темными волосами на тыльной стороне кистей, как раз такие, какие и должны быть у грубого деревенского жителя. Руки Джеймса были совсем не такими — они были почти пухлыми и гладкими, африканский загар быстро исчез на бледном солнце Англии. А руки Дика.., они держали ее руки нежно, успокоительно, обещали так много, а верили ей так мало. А к чему любовь без доверия, смутно думала Лу. Больше того, может ли существовать любовь без доверия? И вообще, что приходит сначала — доверие или любовь? Она, наверное, не узнает ответа, потому что больше уже не сможет полюбить — никогда! Вся любовь исчезла из ее сердца в тот момент, когда Дик сказал: «Не думаю, чтобы был смысл обсуждать наше будущее», и оставил ее одну в конторе Кларка, Кроссинга и Пула. Ее сердце превратилось в пустыню — иссохшую, безжизненную — в нем погибли все чувства, и оно больше не любило, не верило и даже билось не так, как прежде.

Смутно она услышала голос Брайента — неожиданно добрый, участливый:

— Вы совсем выдохлись, мисс Стейси. Поспите пока можете.

Длинная рука протянулась к заднему сиденью, под голову ей положили подушку, а ноги укутали пледом — это были последние действия, которые заметила Лу, а потом она действительно провалилась в забытье. До тех пор, пока она не услышала слова «ворота, мисс Стейси», и звучали они отнюдь не добро и участливо, а строго и настойчиво. И прозвучали три раза.

Лу открыла глаза, обнаружив, что ее поле зрения закрывает море черной кожи, и сильный запах табака ударил ей в ноздри. Она подняла голову с черной кожаной куртки, на которой, видимо, в конце концов устроилась, и непонимающе уставилась на водителя. Машина стояла, и водитель хладнокровно раскуривал свеженабитую трубку, а дорогу им преграждали ворота в железной раме, затянутые сверху донизу металлической сеткой и запертые ржавой задвижкой. С обеих сторон стояла пьяная изгородь, уходившая вдаль.

— Ворота, мисс Стейси! — в четвертый раз повторил голос. Потом, поскольку она все еще не до конца проснулась, он просветил ее:

— В буше такое правило: пассажир открывает ворота, так что, если вы собираетесь здесь жить, пусть недолго, вам следует привыкать к обычаям местных обитателей.