Марина Порошина - Весенний марафон

Перед выходом на сцену он всегда волновался. Не настолько, конечно, чтоб холодным потом обливаться и слова забывать, как врут, кокетничая, некоторые знаменитые артисты. Знаем мы – сами сидят по гримеркам, преспокойно дуют себе кофе (и хорошо еще, если кофе), звонят по мобильнику, всласть лаются с костюмершей и помрежем. Это у них называется – настроиться. Или, того хуже, влетают в театр за пять минут до третьего звонка, когда все уже стоят на ушах. А знаменитый и сто раз помянутый запах кулис – не что иное, как неистребимая никакими кондиционерами пыль. Но публика ждет тонких материй, всякого там трепета перед высоким искусством, вот они и сочиняют. Слова они забывают, как же! Уши вянут, хотя он – человек бывалый. Такого, бывает, за кулисами наслушаешься – на молокозаводе бы мужики удивились…

Вспомнив молокозавод и гараж, он вздохнул, махнул сам на себя рукой и шагнул на сцену. Из левой кулисы вдруг потянуло сквозняком, как будто кто-то огромный вздохнул, отвечая его мыслям, и легким касанием погладил по лицу. По коже немедленно побежали мурашки. Этот самый первый шаг на сцену всегда давался ему с трудом. Черный провал зала, за которым чувствовалась бездна, казалось, смотрел на него – маленького человечка на большой сцене, презрительно удивляясь: ты-то что здесь делаешь?! Как ты тут вообще очутился, на этих прославленных подмостках, где каждый сантиметр свят и дышит историей, потому что здесь ходили Великие, Недосягаемые, Почти Боги… Знаем мы эту сцену – если половик как следует не натянешь и старые гвозди не повыдергаешь, то эти гении могут так ногу пропороть, что вместо положенного текста отборную отсебятину понесут! Отсюда вывод: как говорится, нет маленьких ролей. Вот и у него роль не маленькая, а такая, без которой обойтись невозможно и которую ни один заслуженный-народный за него не сыграет. Нет, ни за что не сыграет! Эта мысль его развеселила, он сразу перестал волноваться, забыв и о бездне, и о том загадочном и страшноватом, кто дышал, смотрел из темноты и гладил его по лицу. И голос звучал уверенно, когда он произнес свою первую реплику:

– Почему арлекин на первый штанкет не перевесили?! Чей молоток валяется под ногами? Я должен за каждым ходить, как нянька, да?!

Сердился он не очень, больше для порядка, на самом деле настроение у него было отличное: сегодня вечером играли «Гамлета». Этот спектакль так понравился тогда Катеньке! И он сам любил «Гамлета» куда больше, чем, к примеру, «Вишневый сад» или, того хуже, что-нибудь из Островского. Там пока один пандус соберешь, уходит целая смена, а еще художники порталы понапридумывали до колосников, им-то что, им не ставить. А «Гамлет», писали критики (он, как и все, почитывал рецензии, вывешенные на специальной доске у кабинета заведующего литчастью), «решен в аскетической манере». И слава Богу. Что такое «аскетическая», он не знал, все собирался у кого-нибудь спросить, но оформление ему нравилось: все простенько, без выпендрежа – черный бархат, два больших вентилятора у выхода из кулис, натянутые веревки с консервными банками, какие-то корневища у рампы, и все. А остальное, смех сказать, актеры по ходу дела таскают сами! И стол тяжеленный, и стулья, и прочий реквизит-бутафорию. Ну, еще в антракте помост установить. И можно отваливать по своим делам, тем более что завпост предупредил – завтра ввод, стало быть, разбирать декорации не надо. Красота!

В общем, ему повезло, что сегодня «Гамлет». Неплохой спектакль. Он всегда оставался его посмотреть, потому что главные роли здесь играли трое мужиков, которых он знал давным-давно, еще когда работал на молокозаводе: они все трое года три уже играли в ментовском сериале, который все мужики в гараже смотрели и наутро обсуждали. А теперь они играют – ухохочешься! – Гамлета, Короля и этого, как его? Черт, вечно из головы вылетает! Ну, Офелиного папашу. Вот бы мужики-то из гаража поглядели. Дался ему сегодня этот гараж, уже который раз вспоминается совершенно некстати, к чему бы? А дело прошлое. Сегодня ему не до «Гамлета», у него дела поважнее. Сегодня у него свидание!

И не с какой-нибудь торговкой с Лужников. Это все было – но несерьезно. А с гримершей Олечкой. Она, откровенно говоря, старше его лет на… скажем, пять, чтобы не обижать женщину.