Эмили Гиффин - Суть дела

Ей не забыть первый, ужаснувший ее вид маленького, неподвижного тела Чарли, который спит после успокаивающего укола, на искусственном дыхании. Ей не забыть его синие губы, разрезанную пижаму и скрытые под ослепительно белыми повязками правую руку и левую половину лица. Ей не забыть пищащие мониторы, гудящий аппарат искусственного дыхания и суетящихся с каменными лицами медсестер. И свое неумелое обращение к совершенно забытому ею Богу, пока она держит здоровую руку сына, ждет, а затем узнает, что Чарли не умрет.

Но чаще всего она будет вспоминать мужчину, который приходит, чтобы осмотреть Чарли где-то в середине ночи, когда худшие страхи Вэлери отступают. Вспоминать, как бережно он обращается с лицом Чарли, обнажая обожженную кожу. Как он выводит ее, Вэлери, в коридор, где поворачивается к ней и медленно, негромко произносит:

— Меня зовут доктор Николас Руссо. Я один из ведущих специалистов мира по детской пластической хирургии.

Она смотрит в его темные глаза и делает выдох, комок внутри распадается, и она говорит себе, что, если бы жизнь ее сына по-прежнему была в опасности, пластического хирурга не прислали бы. С ним все будет хорошо. Он не умрет. Она знает это, глядя в глаза врача. Затем она впервые задумывается, как сильно изменится жизнь Чарли. Эта ночь оставит не только шрамы. Непоколебимо настроенная на защиту сына невзирая на любой исход, Вэлери, словно со стороны, слышит, как спрашивает доктора Руссо, сможет ли он привести в порядок руку Чарли и лицо, сможет ли сделать ее сына снова красивым.

— Я сделаю для вашего сына все возможное, — отвечает он, — но я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь. Вы сделаете это ради меня?

Она кивает, ожидая услышать его просьбу не надеяться на чудеса. Можно подумать, она когда-нибудь на это рассчитывала, хотя бы раз в жизни.

Но доктор Руссо не сводит с нее взгляда и произносит слова, которые она никогда не забудет.

— Ваш сын — красавец, — говорит он Вэлери. — Он и сейчас красив.

Она снова кивает, веря и доверяя ему. И только тогда, впервые за очень долгое время, приходят слезы.

Где-то в середине ночи я просыпаюсь — рядом со мной надежное тепло Ника. С закрытыми глазами я провожу рукой по его плечу, потом по голой спине. Его кожа пахнет мылом — Ник, как обычно после работы, принял душ, — и во мне поднимается волна влечения, которую быстро вытесняет более сильная волна усталости. Обычное дело после рождения Руби, и уж конечно, после появления на свет Фрэнка. Я по-прежнему обожаю заниматься сексом с мужем, не меньше прежнего, если такое происходит. Но так уж случается, что сон я теперь предпочитаю большинству других вещей — шоколаду, красному вину, телевизору и сексу.

— Привет тебе, — шепчет он, из-за подушки его голос звучит приглушенно.

— Я не слышала, как ты пришел... Сколько времени? — спрашиваю я в надежде, что сейчас ближе к полуночи, чем к семи часам утра, на которые поставлена автоматическая побудка для детей, с более резким звуком, чем любой будильник, и без кнопки временного отключение

— Два тридцать.

— Пора к дантисту, — бормочу я.

Это пример его забавных диалогов с Руби: «Сколько времени, папа?» На что Ник гримасничает, указывает на свой рот и отвечает: «Два тридцать. Пора к дантисту». Настоящий любимец публики.

— Угу, — рассеянно мычит Ник — он явно не настроен беседовать. Но когда я открываю глаза и вижу, как он поворачивается на спину и пристально смотрит в потолок, мое любопытство пересиливает. Я как бы совершенно нечаянно, насколько это возможно при таком вопросе, интересуюсь, что это был за случай — не родовая ли травма, на которые падает значительная часть работы Ника.

Он со вздохом отвечает отрицательно.

Помедлив, я осторожно предполагаю:

— Автокатастрофа?

— Нет, Тесс, — признает он с терпеливым спокойствием, за которым стоит раздражение. — Это был ожог. Несчастный случай.

Последнее он добавляет, помещая происшедшее в категорию случаев, не связанных с насилием в семье, что, к сожалению, редкость; как-то Ник сказал мне, что около десяти процентов всех детских ожогов — результат насилия в отношении детей.

Прикусив нижнюю губу, я перебираю в голове обычные варианты: опрокинул на себя кастрюлю с кипятком, ошпарился в ванне, пожар в доме, химический ожог — и не имею сил сопротивляться неизбежному продолжению. Вопросу — как? На этот вопрос Ник не любит отвечать больше всего, вот один из его типичных ответов: «Какая разница? Это был несчастный случай. С несчастными случаями всегда так. Они случаются».