Эрика Джонг - Как спасти свою жизнь

— Это не поможет, — бормотала я, когда он начинал ласкать, гладить, целовать меня, и мы снова начинали заниматься любовью.

— А вдруг поможет, — отвечал он с хитрой усмешкой в глазах. — Ведь должно же хоть что-то нам помочь!

Я смеялась. Он медленно двигался во мне, заполняя все мое существо, заставляя забыть о страхе. Он был большой и горячий, и я представляла его себе в виде леденца, карамельки, какой-то невыразимой сладости. «Как я люблю его!» — думала я и чувствовала, что полностью растворяюсь в нем, принадлежу ему до конца. Я была так захвачена его чувствами, его щенячьей радостью, что, находясь на грани оргазма, все никак не могла преодолеть эту грань. Так было вчера, и позавчера, но, что самое странное, меня это не беспокоило. В свое время мы придем к гармонии — или не придем. Я не хотела принимать решений сейчас, не хотела влиять на будущее. Я знала только, что люблю это смешное лицо, эту пушистую рыжую бороду. Это чувство уже само по себе было таким чудом, таким небывалым даром небес, что я не испытывала ничего, кроме благодарности судьбе за то, что мы встретились с ним.

— Ты не представляешь, какие мы с тобой счастливые! — сказал Джош, целуя меня в глаза, в морщинку между бровей, в подбородок и нос.

— Представляю, — отозвалась я. Но не решилась добавить: — Я тебя люблю! — хотя оба мы знали это наверняка.

В этот вечер Курт Хаммер пригласил нас на ужин в японский ресторан. Он расположился за столом в углу в окружении двух бывших жен, женщины, близкой ему сейчас, личного секретаря, мужчины сиделки и пробивающей себе дорогу молодой актрисы, которая прислуживала у него.

Это была обаятельная рыжеволосая девчонка по имени Лиана с индейским овалом лица и нечеловеческим гоготом; она привела своего ухажера, круглого дурака по имени Ральф Батталья, который сколотил свой миллион, питал слабость к наимоднейшим теориям самосовершенствования и стремился выглядеть калифорнийским Халилом Джебраном. Он был высок, строен и седовлас, носил усы и «дашики» [4] Дашики — мужская рубашка в африканском стиле с круглым вырезом и коротким рукавом. ( Прим. перев .) (что всегда вызывало во мне чувство протеста, поскольку я не разделяю идеи черного национализма).

— Я больше не говорю о своей бывшей жене «моя экс-жена», — заявил Ральф, угощаясь икрой, — потому что это звучит так, будто она экс-человек.

— Да, это нехорошо, — заметил Курт. — Перед вами две мои экс-жены.

Сидевшие рядом очень моложавые японки прыснули со смеху. «Не может быть, чтобы они на самом деле были так молоды, просто они хорошо сохранились», — подумала я.

— Согнуть английский язык в бараний рог не означает создать новую религию, — заявил Курт. — Что это за экс-человек такой?

— Я хочу сказать, что она имеет право считаться личностью, даже перестав быть моей женой… — объяснил Ральф, сам явно не понимая, что говорит.

— Это интересно, — сказал Курт смеясь. — Может, для нее это лучшее, что могло произойти. Видите ли, иногда, избавившись от мужчин, женщины начинают процветать. Сколько раз я это наблюдал! А мужчина, потеряв женщину, места себе не находит, не знает, куда себя деть. По-моему, мужчины и есть слабый пол. Н-да, — с этими словами он глотнул сакэ.

— Я бы не стал употреблять слова «сильный» или «слабый». Это оценочные понятия. Давайте скажем «иной», — заметил Ральф.

— А чем вам, черт побери, не нравится «сильный» и «слабый»? — взорвался Курт. — Может вы вообще хотите отрезать яйца английскому языку?

Тут Ральф понял, что его загнали в угол, потому что больше не мог найти подходящих штампов для выражения своих дурацких идей. Он извинился и вышел, наверное, пошел в туалет, проверить, все ли на месте у него самого.

— Таких законченных идиотов у тебя еще не было, — сказал Лиане Курт, когда Ральф отошел достаточно далеко.

— Да, голова не самое сильное его место, — согласилась она. — Но зато он любит выписывать чеки.

Вернувшись, Ральф немедленно подтвердил справедливость ее слов.

— Спасибо, — ухмыляясь, поблагодарил его Курт. В дни своей богемной жизни в Париже Курт достиг высочайшей виртуозности в умении вкусно поесть за чужой счет. Теперь, когда он стал старым и утратил прежнюю подвижность, он принимал гостей у себя. Но для Ральфа он сделал исключение.

— Доброй ночи, — пожелал Курт, помахав нам беретом, когда его вели к машине две бывшие японские жены. — Заходите ко мне, не забывайте!

— Великий старик, — сказал Ральф, провожая глазами Курта и даже не догадываясь, как ловко его провели.