Эрика Джонг - Как спасти свою жизнь

И конечно же, я извиняюсь. Я извиняюсь перед Беннетом за дождь. А он сердится на меня. И я снова извиняюсь, что окончательно выводит его из себя. Это позже я поняла, что извинения порой имеют обратный результат. Если просишь прощения за то, в чем не виноват, ты укрепляешь всех в мысли, что виноват именно ты. Так что плохая погода — это моя вина. Я в это верю. Верит и Беннет. Не верят только Райси и Чак, но кто они такие, в конце концов? Просто друзья. А мы с Беннетом — боги стихий.

С фанатическим упорством спортсмена, обманутого в своих ожиданиях, Беннет настаивает, чтобы мы поднимались выше в Альпы. Ну конечно, выше в горах обязательно появится снег. Мы снимаемся с места и направляемся в Кицбюэль.

Вот и Кицбюэль, обычно один из самых оживленных горнолыжных курортов. Кафе, многолюдные центральные улицы, дискотеки, загорелые инструкторы в неизменных красных свитерах — карманы оттопырены бутылками коньяка… Но сейчас даже в Кицбюэле пусто. Обычно шумная центральная улица пустынна, покрытая тонкой корочкой льда. Уютно расположившись в гостинице, Райси и Чак играют в карты. И только готовый к спортивным свершениям Беннет, несмотря на погоду, решительно шагает по Гауптштрассе. Я устало, но не менее решительно, плетусь за ним.

Кабина фуникулера раскачивается от сильного ветра. Вместе с нами едут несколько крепких краснолицых мужчин, наверное, ветераны какой-нибудь арктической экспедиции, — они смеются и хлопают друг друга по спине, время от времени прикладываясь к тевтонской огненной воде, — а кабина тем временем скрипит себе на своем обледенелом тросе. Я чувствую, что он сейчас оборвется, но почему-то эта перспектива меньше пугает меня, чем то, что ожидает нас наверху. В кабине разместился и еще один наш собрат — энергичный одноногий лыжник, один из неукротимых представителей империалистического прошлого великой Германии. Ногу он, очевидно, потерял в боях, но на лыжах прекрасно управляется и с одной. Только подобные ему бесстрашные психи бороздят горные склоны в такой день. Но ни в коем случае не нормальные люди. За исключением моего благоверного: его рот выражает теперь твердую решимость. Кабина достигает высшей точки и останавливается. Беннет подталкивает меня палкой, словно погоняет корову.

Снаружи бушует вьюга и буквально не видно ни зги. Мы останавливаемся и надеваем лыжи, хотя ветер почти сбивает нас с ног. Я вставляю ботинки в крепления и застегиваю зажимы. Наконец-то лыжи на мен. Что с ними делать — это второй вопрос. Колени дрожат. Без Беннета я освоилась с лыжами вполне хорошо, но теперь, когда он здесь, я неожиданно чувствую себя новичком. Если забраться по стремянке на самый верх, а потом посмотреть вниз, то может возникнуть ощущение, что разучился ходить.

Мы выстраиваемся в цепочку (Беннет — за одноногим, я — за Беннетом, а за мною — какой-то идиот, который наступает сзади мне на лыжи) и устало тащимся друг за другом в кромешной тьме, стараясь победить разбушевавшуюся стихию, разбивая палками лед и с трудом передвигая дрожащие ноги. Слева от меня — какое-то беловатое пятно, мне кажется, это гора. Справа от меня — голубоватое пятно, и моя палка подсказывает мне, что это пропасть. Сподобило же попасть в эдакую переделку меня, рядового представителя еврейской диаспоры с Аппер-Вест-сайда! Каток в Центральном парке был моей зимней Олимпиадой. (Большой Снегопад 1947 почти совсем засыпал Музей естественной истории, и машины напоминали тогда гигантские белые буханки…) Но, Боже мой, что делаю я на ледяном уступе Австрийских Альп в компании сумасшедшего китайца и одноногого фрица?! И что за идиот продолжает наступать мне на пятки? Я произношу коротенькую молитву, обращенную к Богу, мамочке и любимому аналитику доктору Хаппе: «Пожалуйста, сделайте так, чтобы я дожила до выхода моей первой книги в свет! Клянусь, что больше никогда никого не о чем не попрошу!»

Как ни странно, узкий ледяной уступ переходит в нечто, напоминающее горный склон, — еще одно белое пятно, на этот раз спуск. Когда мы выходим на открытое пространство, налегает такой бешеный шквал, что меня чуть не опрокидывает назад. Мне удается устоять только потому, что я вовремя успеваю воткнуть палки в обледеневший грунт.

— Беннет, ради всего святого, давай вернемся! — изо всех сил ору я в ту сторону, где смутно маячит его красная парка.

— Я проделал такой путь не для того, чтобы теперь возвращаться! Я уже и так почти неделю пропустил! — со злобой отвечает он.