Мэри Маккомас - Минуя полночь

Целых шесть недель он прожил без нее — ни единого слова, — не зная, как у нее дела и о чем она думает. Шесть недель он старался убедить самого себя, что правильно поступил, позволив ей уехать. Что ей не место рядом с ним, что они не созданы друг для друга и поэтому не могут быть вместе. Шесть кошмарных недель — пока он, наконец, не сошел с ума. Не чуточку подвинулся рассудком, а крепко сошел с ума, настолько крепко, что приехал сюда, в Чикаго, чтобы забрать ее с собой. Теперь ему уже было все равно, что ради этого придется сделать. Просто наплевать.

Он ужасно устал спотыкаться всю свою жизнь. Ему надоело молча проглатывать жизненные разочарования, закусывая кусочком сахара, и продолжать делать вид, что все это его не мучит, что ему совершенно не больно. Хватит откладывать собственные мечты в долгий ящик и считать, что по сравнению с мечтами окружающих это просто мелочь. На этот раз он добьется того, что ему нужно, и станет счастлив. Он ведь не достает звезды с небес, не просит невозможного, не живет иллюзиями. В этот раз ему нужно нечто земное, настоящее и прочное. Ему нужна Дори.

— Должно быть, она подцепила тебя во время той зимней поездки, — сложила ручки шарообразная старушка, неодобрительно качая головой. — Ты даже не представляешь себе, в какую беду лезешь.

— Думаю, что представляю, — уверенно и твердо ответил Гил.

— Она же распущенная. У нее мораль как у гулящей кошки. Она заигрывает с любым, на ком надеты штаны. — Гил недоверчиво качал головой. — Да уж, верно говорят, что хуже старого дурака, — сказала старушка, посмотрев на лежащего на каталке больного, а потом переведя взгляд на Гила, — может быть только дурак молодой.

Тот нахмурился.

— По-моему, я знаю ее лучше, чем вы.

— Ну уж нет, мы-то ее знаем насквозь, — и все трое дружно закивали.

— Почему ты хочешь жениться на такой женщине? — спросил его старичок, весь вид которого показывал полное непонимание и озадаченность. — Она, конечно, неплохо выглядит, но ведь она уже не молода.

— Мне все равно. Я ее люблю. — Обычно Гил бы к этому моменту уже порядком разозлился. Но его настолько озадачило такое ужасное мнение этих людей о Дори, что он просто представить себе не мог, что же ей надо было сделать, чтобы заслужить такое к себе отношение.

— Люблю-шмублю, — проворчала женщина-шар. — Говори наконец правду. Почему ты хочешь на ней жениться?

Он подумал, что справедливость должна восторжествовать. И для этого он обязан рассказать им, насколько прекрасна его Дори. Они явно глубоко заблуждались на ее счет.

— Ладно, — сказал Гил. — Я расскажу вам всю правду про нее. Расскажу, почему я хочу на ней жениться…

А в это время за задвинутой ширмой Флора Де Лука, постоянный пациент больницы, внешний вид которой совершенно не соответствовал столь почтенному возрасту, мило беседовала со своим любимым врачом.

— А кто это вон тот красавчик, милая? — спрашивала она Дори, пытаясь привстать и получше рассмотреть Гила.

— А ну-ка лежите спокойно, чтобы я вас прослушала, — ответила та, безуспешно пытаясь послушать шумы в легких Флоры с помощью стетоскопа. Одновременно она щупала пульс больной и была рада, что он медленный и стабильный.

— По-моему, солнышко, он старается привлечь твое внимание. Ну-ка, улыбнись повеселей.

Дори выглянула за ширму и посмотрела на Гила. Пресвятая Троица, как любя называли этих милых старичков, из дома престарелых Святой Троицы, уже взяла его в оборот. Она чуть не рассмеялась, увидев выражение его лица, но мысленно поблагодарила этих старичков за то, что они хотя бы на некоторое время отвлекут его внимание от нее. Дори снова задвинула ширму, чтобы Флоре не было ничего видно. Другим способом было просто невозможно привлечь внимание этой старушенции, если вдруг в комнате оказывался какой-нибудь мужчина.

— Что это ты делаешь, солнышко?

— Хочу убедиться, что вы снова симулируете, прежде чем отправить вас домой на той же «Скорой помощи». Флора, пора уже прекратить это веселье с поездками на «Скорой помощи». Я вас уже предупреждала в прошлый раз.

— Но мы проверили, — обиженно заявила Флора. — Мы все утро слушали полицейскую рацию Уолтера. У них сегодня было всего два вызова. Так что они не были сильно заняты. И мы их не отвлекли.

— Это уже не имеет значения. А что, если бы…

— Тихо. Он говорит о тебе. Слушай, — она задержала дыхание, — он хочет жениться на тебе, солнышко. Ну, иди же к нему. Пусть сделает предложение.

— Он его уже сделал.