Мэри Маккомас - Минуя полночь

С усилием, все менее и менее болезненным с течением времени, он выталкивал эту тьму и горечь из сердца. Старался собрать воедино все хорошее, что было в жизни, все самое близкое и дорогое. Сыновья, друзья, дом. Да, вполне можно считать себя счастливым человеком.

Некоторых вещей просто не должно быть, постоянно напоминал он себе, направляясь все дальше и дальше от дома и ближе к ферме Авербэков. Он уже прошагал почти полпути.

Дом не казался больше отдаленными огоньками на горизонте. Сквозь окна лился теплый домашний свет. Вид, знакомый с детства. Сколько же раз приходилось ему проходить этот километр до дома Авербэков, пересекать дорогу, перелезать через забор, осторожно пробираться по тропинке в поле?

Сейчас он привычно проделал все это и улыбнулся про себя, услышав звук открывающейся двери на крыльце, как было бесчисленное количество раз, когда они видели, что он подходит к дому.

Только он уже не был ребенком, да и Авербэки давно уехали. Стоящую на крыльце фигуру скрывала тень, но совершенно очевидно это была женщина. Она как бы плыла по воздуху прямо к нему, дошла до края крыльца и села на ступеньку.

Несколько мгновений он просто наблюдал за ней, а когда она не шевельнулась, решил подойти. Небольшими шагами, спокойно, он дошел до забора. Остановившись, стал наблюдать, как она смотрит на звезды, совершенно неподвижно, слившись воедино с ночью и почти невидимая в темноте.

Просто представить невозможно — одна в доме, больная и слабая. Кто же она, эта женщина, о которой некому позаботиться? Ни семьи, ни друзей. Что заставило ее уехать от всего родного и знакомого в крохотный городок, где ни одной близкой души, и скрываться, запершись в одиноком доме? Выглядело таинственно. Эта загадка и заинтересовала его.

Глядя на нее, думая о ней, вспоминая, как за ужином Флетчер рассказывал об их беседе, Гил снова и снова напоминал себе, настойчиво и убедительно, что он на самом деле счастливый человек. Неосуществленные мечты и все такое.

— Что, тоже не спится, да? — спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее и мягче, чтобы не напугать ее. Это не помогло. Она взвизгнула и вскочила на ноги. — Простите. Наверно, если бы я просто кашлянул, вы бы так же испугались. Вот я и подумал — почему бы не заговорить.

Дори сжала кулаки — руки начинали предательски дрожать. Она узнала голос и пыталась разглядеть в темноте знакомую высокую фигуру. Она не могла ничего сказать, в горле застрял огромный ком страха и неожиданности. Она просто смотрела, как одним прыжком он перескочил забор, причем весьма грациозно, и боролась с желанием убежать в дом и запереться, пока он спокойно шел к ней.

— В такую ночь здорово смотреть на звезды, — сказал он, подходя к ступенькам крыльца. — Я оказался тут неподалеку и подумал, что хорошо бы зайти к вам и одолжить немного сахару.

Сказав все это, он исчерпал весь набор извинений за столь неожиданное появление.

Она даже не улыбнулась, она выглядела испуганно. Настолько испуганно, что он подумал — лучше бы пойти домой, не причиняя ей никакого беспокойства. Однако что-то заставило его подойти поближе.

— Простите, что напугал, — спокойно сказал он. — Я вышел прогуляться и дошел до середины вон того поля. Ну, и… и подумал, что неплохо бы зайти проведать вас.

— У меня все нормально, — сказала она. И это действительно могло быть так, если бы только сердце не отбивало торопливую чечетку — как, впрочем, сердце любой женщины, оказавшейся наедине с красивым мужчиной, глаза которого задают вопросы и сами находят ответы на них.

По правде сказать, она могла бы прожить еще несколько жизней без того, чтобы видеть его. Она совсем не собиралась убеждать себя, что эта трясучка овладевает ею потому, что он незнакомец. После долгих размышлений она поняла, что ее к нему тянет — иначе почему она рассматривает старые фотографии, ждет их приездов и наблюдает за ним каждый день; смотрит, как он ходит, слушает, как звучит его голос. Все это ей нравилось, и он казался очень привлекательным. Однако симпатия к мужчине — это совсем не то, что ей нужно сейчас.

— Эти поля выросли с тех пор, как я был ребенком. Раньше я бегал по ним взад-вперед и не уставал. А сегодня выдохся. Можно, я присяду на минутку? Передохну?

— Конечно.

Она не сделает ничего, что могло бы облегчить ему жизнь. Поэтому — никаких предложений воды или кружечки пива. Она просто постоит рядышком. А он усаживается, похоже, надолго.

— Кажется, наконец-то весна, — сказал он, разглядывая приближение нового времени года в теплоте ночи. Он чувствовал, что она наблюдает за ним.