Томас Уайсман - Царь Голливуда

Ребенок, казалось, успокоился, и Оскар поцеловал его и уложил в постель.

— Я зажгу тебе лампу, тогда ты не будешь бояться.

Оскар вышел из комнаты и вернулся через несколько минут, в течение которых Алекс слышал его перешептывания с мамой. Он вернулся с зажженной керосиновой лампой.

— Ну вот, теперь ты будешь хорошим мальчиком. Больше не станешь кричать, а?

После того как отец вышел, Алексу некоторое время было полегче, ужас, порождавший панику, исчезал, но страшную, все еще причиняющую боль пустоту внутри него могла изгнать только его мама, а она не пришла к нему, она не пришла, когда он так отчаянно в ней нуждался. Он лежал без сна, прислушиваясь к малейшему шороху. Вскоре он начал слышать движения и звуки, доносившиеся из той комнаты, где его родители тоже не спали, и позднее он услышал, как его мать вскрикивает, будто от боли. Он знал, в той комнате происходит нечто невыразимое, это могло быть что-то ужасное, что заставляет его мать вскрикивать так странно: возможно, та помешанная знала, что это такое, возможно, что это было нечто, отчего она стала сумасшедшей и отчего появился на ее лице этот странный, знающий взгляд, — это, наверное, так ужасно, что если узнаешь об этом, сам сойдешь с ума. Когда он в конце концов впадал в сон, его посещал один из повторяющихся кошмаров. Ему снилось, что он служит в гарнизоне, который вот-вот будет атакован. Неприятель подходит, армия приготовилась к защите. На Алексе форма офицера, но у него нет пистолета. Он идет в арсенал и говорит там, что, раз он офицер, ему полагается пистолет. У всех других офицеров пистолеты были. Но в арсенале ему с ухмылками сказали, что они ничего не дают кому попало. Неприятель подошел очень близко. Тогда Алекс обратился к старшему офицеру с жалобой, что ему не дают пистолета, хотя он офицер, но они отчетливо назвали его кем попало. Старший офицер со странным, знающим выражением на лице, с таким же, как на лице помешанной, согласился, что Алекс имеет право на пистолет, но после этого он издевательски засмеялся. Алекс пошел по улицам, где было полно неприятельских войск, марширующих колоннами и колющих штыками всех, кто попадется им на пути. Тротуары забиты мертвыми и истекающими кровью. Алекс спрятался в канаве и наблюдал кровопролитие, происходившее со всех сторон. В отдалении горели костры, улицы были полны кричащих в панике женщин. Он видел, как некоторые из них были распороты неистовыми штыковыми выпадами. Алекс был сильно возбужден, потому что не знал, где его мать и в безопасности ли она. Какая-то женщина лежала на земле со вспоротым животом, и из ее окровавленных кишок выползал кричащий младенец. Алекс побежал, толчками и пинками прокладывая путь через плотно забитые людьми улицы. Он разглядел в отдалении свою мать, стоящую на неком возвышенном месте земли, она ломала в великой тревоге руки, она звала его. А он звал ее, но она не слышала, и хотя он прилагал огромные усилия, стараясь пробиться к ней, приливы и отливы панически мечущихся женщин уносили его все дальше и дальше от нее. Противник перемешался с толпой, коля штыками всех подряд. Алекс твердил про себя: "Если бы у меня был пистолет, если бы у меня был пистолет". Один из неприятелей оказался рядом, на расстоянии шага от него, и другие тоже его окружили, он попал в западню. Штыки были выровнены и направлены на него, и вот они протыкают его, и он чувствует, как они проникают в его плоть, и знает, что должен умереть, и еще, так как он знал о существовании смерти, он понимал, что он жив и что он спит, он знал, что может спастись, надо только проснуться или переменить сновидение. И вот он был в темном пространстве, и поезд грохотал наверху, над ним. Он попытался вернуться домой, в свою квартиру, где, как он знал, он найдет спасение, но улицы были полны народа и один из этой толпы крался за ним, и Алекс не знал, кто именно. Он приближался к дому, все время с содроганием ощущая преследование незнакомца. Этот человек хотел убить его или сделать с ним что-то еще более страшное, но Алекс не мог спрятаться от него, потому что он не знал, от кого именно ему прятаться. Алекс шел очень долго и достиг своего дома, он оказался в дверях, и теперь, ужасаясь, ждал в темноте на лестнице. Дверь была открыта, и тот человек очень медленно приближался; Алекс видел, что это был кто-то совершенно ему незнакомый, но он вдруг, с внезапно пришедшим глубоким страхом, понял — этот человек пришел за ним. Хотя раньше он его никогда не видел, он сразу узнал в нем своего преследователя, ведь это тот самый неизвестный, что всегда возле него во всех его сновидениях. "Это за мной", — подумал он. Да, это за тобой. Преследователь знал нечто, некую ужасную тайну, которую нельзя вместить в мозг, потому-то у него такой странный, знающий взгляд. Необъяснимое знание придавало его лицу особенное, издевательское выражение. Казалось, он говорит: "Ага! Ты не знаешь? Нет, не знаешь. Но я — знаю, я знаю".