Ширли Эскапа: Время любви

Его безграничный патриотизм был широко известен, поэтому никто не сомневался, что в невесты Картрайт выберет стопроцентную американскую красавицу с безукоризненной родословной. Когда было объявлено о его помолвке с Лючией, очаровательной дочерью итальянского посла в Вашингтоне, это вызвало в определенных кругах чуть ли не скандал. Поползли всевозможные сплетни. Как же! Мало того, что иностранка, так еще и католичка!

Однако Теодор Картрайт быстро заткнул рот всем сомневающимся в его любви к родине: «Только полный идиот может думать, что патриот и фанатик — одно и то же!»

В действительности же под этим безапелляционным утверждением скрывалась растерянность. Хотя Картрайт решил жениться именно в тридцать лет, в его планы совсем не входило влюбляться. Но жизнь распорядилась иначе — от любви он просто-напросто потерял голову.

— Дорогая, — спросил Картрайт, изнывая от нетерпения, — согласна ли ты обратить свои верноподданнические чувства на Америку?

— Если твой неожиданный вопрос можно истолковать как предложение руки и сердца, — ответила красавица, — то хочу сказать одно: страна моего мужа станет и моей страной. — Чуть помедлив, она добавила, опустив длинные ресницы: — И, конечно, страной моих детей.

Дальше говорить она уже не могла, ибо Теодор стал покрывать страстными поцелуями ее вспыхнувшее от смущения лицо.

А когда он наконец отстранился, она со всей серьезностью проговорила:

— У меня одно условие: если уж я позволю моим будущим детям быть американцами, то ты должен согласиться, чтобы они были американцами-католиками.

Напрягшийся было Теодор с облегчением улыбнулся:

— Ты хочешь сказать — американскими католиками. — Впившись в лицо любимой долгим испытующим взглядом, он спросил: — И сколько же американских католиков ты намереваешься мне родить?

— Это все в воле Божией.

Детей у них было двое.

Вопрос о том, что Марк пойдет по стопам отца, даже не обсуждался, однако Теодор подчинился требованию жены, чтобы мальчик сначала окончил Гарвард по курсу права. По мнению Картрайта, хотя Лючия и была женщиной, то есть существом неполноценным, но образование детей входило в ее компетенцию, и она с этим успешно справлялась.

До восьми лет Лючией занималась бонна-англичанка, с которой она говорила только по-английски. В дальнейшем Лючия изучала французский и немецкий и говорила на всех этих языках так же свободно, как на своем родном.

Когда у нее появились собственные дети, Лючия твердо решила привить им любовь к языку и культуре Италии, их второй родины, но делала это без особого нажима, чтобы не вызвать обратной реакции.

Благодаря стараниям матери Марк чувствовал себя как дома в Вечном городе, в котором так редко бывал, но который так сильно любил.

Как же все чудесно, думал он, возвращаясь на квартиру графини. Ужин с дядюшкой прошел как нельзя лучше, Рим освобожден от немцев, скоро закончится долгая, кровопролитная война. Марк ощущал в душе такую необыкновенную легкость, что даже готов был простить себе трусость, из-за которой, не будь рядом Винченцо, он бы как пить дать погиб на том минном поле.

Отличное настроение мгновенно испарилось, едва Марк вошел в квартиру графини. Перед ним предстала жуткая картина: Винченцо в полной отключке валялся на диване с исцарапанным в кровь лицом. Стало ясно, что отныне его судьба принимает иной оборот.

С мрачным лицом Марк стоял над храпящим другом и своим спасителем, потом из его груди вырвался тяжелый вздох, скорее похожий на стон. Впереди явственно вырисовывалась встреча с военным трибуналом! А уж если там возьмутся за дело, то непременно раскопают доказательства его малодушия и выведут Марка на чистую воду. Марк нервно провел пальцами по «Серебряной звезде» — награде за отвагу и доблесть, на которую он не имел никакого права. И знал об этом еще лишь один человек — Винченцо.

Даже в свете происшедших ужасных событий Пьетро Тортелли так и кипел от злости на Сесилию. Эта девчонка не смеет указывать ему, как надо поступать! За доктором, видите ли, бежать не надо, а следует немедленно обратиться в полицию. Хм, яйца курицу учат!

Нет уж. Своим стыдом он не станет делиться ни с врачами, ни с полицейскими, уж лучше расскажет обо всем, что случилось, этому прославившемуся на весь город иностранцу — ирландскому священнику Доннелли. В жизни бывают моменты, когда человек чувствует себя не только более свободно, раскованно, но и в большей безопасности, если доверяется незнакомцу, с которым ему вряд ли придется встретиться еще.