Ходивший до повышения в кофтенке с заплатками на локтях (жена, «торговый работник», была жуткой скупердяйкой, не покупала ему хорошей одежды, за что Света ее заочно ненавидела), Силенков переоделся в костюм, но так и не научился хорошим манерам. Он не предлагал входившим в его кабинет сесть, ни с кем не здоровался первым и ходил с сальными волосами. Света по-прежнему называла его Витюшей и, если случалось остаться с ним наедине, трепетно и нежно стряхивала перхоть с широченных плеч нового зама.
Сам Силенков особо Свету не жаловал, вспоминая о ней только тогда, когда надо было сделать срочный перевод, почему-то называл ее «типичной лимитой» и забывал поздравлять с праздниками и днем рождения, хотя Света его дня рождения никогда не забывала. Если подруги говорили ей, что Силенков — хам и не стоит ее внимания, она отвечала, что он такой только внешне, а в душе он добрый и деликатный, только никто, кроме нее, этого не понимает, а зря.
Приходили люди и со стороны. Радостно-возбужденная Света только и успевала собирать и обсуждать с подружками новости о том, кто кого привел на фирму, кто кому приходится родственником или сексуальным партнером, кто с кем пьет и что и кому сколько положили на грудь от директорских щедрот.
Все это несколько скрашивало постоянные уходы и возвращения Евсеева, чувства которого активизировались к девятому числу каждого месяца — к зарплате. Аванс у Светы был небольшой и шоферский интерес подогревал мало.
Неожиданно и саму совсем не амбициозную и никогда не стремившуюся кем-то руководить Свету повысили до начальника вновь образованного международного отдела.
Буквально через месяц после официального открытия филиала и своего вступления в должность Алексашин вызвал ее в кабинет, встретил у двери, пригласил сесть и уважительно поговорил. Света, конечно, сразу же растаяла и детально поведала ему о своих несчастьях. А он терпеливо все выслушал и потом рассказал, что планирует развивать внешнеэкономическую деятельность, независимую от генеральной дирекции, и хочет, чтобы Света стала начальником международного отдела. Света, конечно, не представляла, как она будет руководить и кем, но, сообразив, что это новое положение поможет выбраться из бездонной долговой ямы, с радостью и благодарностью согласилась. В качестве сотрудника этого «отдела» ей дали переводчицу, даму, пришедшую на фирму несколько месяцев назад.
Светлана бросилась в отдел кадров и узнала у работавшей там подруги Наташи, что первая в ее жизни подчиненная старше ее почти на десять лет, не замужем, бездетна, увлекается разными видами оздоровления и в связи с этим, конечно, не пьет и не курит. Больно кольнуло Свету, кроме всего прочего, и то, что дама имела три высших образования и владела четырьмя иностранными языками. Впрочем, думать об этом Светлана перестала почти сразу — у матери, с некоторых пор начавшей бледнеть и худеть прямо на глазах, обнаружили рак матки, и метастазы проникли во все близлежащие органы.
С Толькой они были в очередном разбеге. Он так и не «зашился», продолжал пить и ставить ей синяки. За неделю до того, как Свете сообщили о страшном диагнозе, он, видимо не обнаружив в ее кошельке сколько-нибудь приличной его потребностям суммы, сначала угрюмо молчал целый вечер, а потом обложил экс-жену и ныне просто сожительницу трехэтажным матом за то, что та не научилась ни готовить, ни экономить, и опять ушел жить к родителям.
Дня через три после этого Свете стали звонить граждане, интересовавшиеся параметрами ее с дочками жилья. Она с ужасом поняла, что Толька решил на этот раз не возвращаться и подыскивает варианты размена их хорошей трехкомнатной квартиры, полученной ее, а отнюдь не его стараниями. Никогда на Свету не сваливалась такая куча личных, семейных и служебных проблем одновременно.
«Мне хочется заснуть и не проснуться», — говорила она подругам, и те, памятуя ее суицидальную попытку, жалели ее, советовали, приносили всякие юридические брошюрки, законы о семье и браке, убеждали, что никогда Толька ничего не отсудит, даже если у него достанет глупости судиться с ней за жилплощадь.
Решать все эти проблемы комплексно не было ни сил, ни возможностей. Свете пришлось взять отпуск по уходу за матерью, а дочек подбросить на лето тетке, младшей материной сестре, которая была старше Светы всего на восемь лет и тоже сильно грешила по алкогольной части.
Выйдя из отпуска по уходу за прооперированной матерью, Света пошла знакомиться с «дамой в белых перчатках», как называли на фирме новую переводчицу. Алексашин уже побеседовал с ней на предмет перехода в новый отдел и получил прохладное согласие. Эта дама уже высказывала ему свое недовольство по поводу соотношения между объемом работы и суммой зарплаты и дополнительным хлопотам радоваться отнюдь не торопилась.
Читать дальше