Нэнси Бартоломью: Твое смеющееся сердце

Я запела песню «Твое смеющееся сердце»; мне стал подыгрывать ударник, затем вступила ритм-гитара. На первом куплете я думала только о том, чтобы не намочить трусы от страха, и мечтала, чтобы коленки наконец перестали дрожать. На втором куплете я начала понемногу приходить в себя, стала смотреть в зал и петь не только для себя, но и для публики. В конце концов, если уж я собираюсь стать новой легендой кантри, нужно вести себя так, будто я кое-что собой представляю.

Я запела, вкладывая в песню всю душу, и почувствовала, как во мне что-то меняется. Впервые за много лет, а может, и за всю жизнь, я ощутила в себе внутреннюю силу. Я смело встречалась взглядом с каждым мужчиной, который на вид казался одиноким, не избегая даже красавчиков. Я взяла микрофон в руки и, продолжая петь, начала двигаться по сцене. К началу третьего куплета публика была у меня в кармане. А где-то на середине третьего куплета я влюбилась. Высокий худощавый мужчина пробрался через толпу танцующих, не отрываясь смотрел мне в глаза, и его взгляд странным образом меня притягивал. Он шел вперед, пока не наткнулся на железный барьер, ограничивающий танцевальную площадку. На нем были белый соломенный стетсон и тугие линялые джинсы. От глаз разбегались лучики морщинок, он был очень загорелым, как будто работал под открытым небом. А еще у него были густые ковбойские усы, при виде которых у женщин возникают мысли о поцелуях.

Он стоял, скрестив руки на груди, и улыбался мне с таким видом, будто мы с ним давние друзья и у нас есть какой-то общий секрет. Я тоже улыбнулась, глядя ему в глаза, и предоставила музыке вместо меня сказать этому ковбою, что у нас с ним общая судьба. Когда песня закончилась, у меня появилась работа и будущее.

Этот вечер был омрачен только одной неприятностью: когда я закончила петь, поговорила с ансамблем и снова повернулась к залу, мой голубоглазый ковбой исчез. Я поискала его глазами, потихоньку оглядела весь зал, посмотрела в сторону стойки бара, разве что в мужской туалет не заглянула. Его нигде не было, он исчез. Но у меня остался от него подарок: я поняла, что у меня может быть жизнь и без Вернелла Спайви. У меня появилась новая работа, и даже замаячили на горизонте кое-какие перспективы.

В следующие пять месяцев для меня больше не имело значения то обстоятельство, что Вернелл греется в лучах искусственного солнечного света перед телекамерами, продает спутниковые антенны и богатеет с каждым днем. Меня даже почти перестало задевать то, что Шейла теперь ходит в привилегированную загородную школу и общается с девочками, имена которых выглядят как у обычных людей фамилии. Я нашла свое призвание и была счастлива.

Была — до того дня, когда злой рок, избрав своими орудиями Джимми Спайви и полицейское управление Гринсборо, решил разрушить мою жизнь и отобрать у меня едва обретенное счастье.

Возможно, не только Джимми был виноват в том, что я сидела в крошечной комнатушке шесть на восемь и разглядывала трещины на линолеуме. Ведь не он, а я наорала на полицейских. Впрочем, они сами виноваты: ворвались в клуб, прервали меня на самом интересном месте. Клетус, швейцар «Золотого скакуна» и по совместительству вышибала, пытался их остановить, ему что полицейские, что хулиганы — все одно, он никого не боится. Расставив свои огромные, как у быка, ноги, Клетус скрестил руки на своей широченной груди и уставился на них свирепым взглядом, которым легко останавливал какого-нибудь подвыпившего дальнобойщика, нарывающегося на драку. Но людей из полицейского управления Гринсборо его взгляд нисколько не смутил.

По их взглядам в мою сторону я поняла, что они пришли ко мне, и отнюдь не за автографом. Зачем я могла понадобиться полицейским?

Со сцены я не могла отчетливо слышать, о чем они говорят, но примерно догадывалась.

— Нет! — Клетус снова попытался их остановить. В ответ главный, кажется, распорядился:

— Прочь с дороги!

Тому, что помоложе, явно не терпелось пустить в ход дубинку. Его пальцы уже поползли по ремню, на котором она висела. Клетус ощетинился. Видя это, старший выразительно посмотрел на младшего напарника и сказал нечто вроде:

— Мы не собираемся причинять никому неприятности — Тут он указал Клетусу на меня. — Нам просто нужна мисс Рид.

— Но она поет! — должно быть, возразил Клетус.

— Ничего не поделаешь. — Главный коп пожал плечами и прошел мимо Клетуса.

Я видела, как они приближаются, и мне это не нравилось. В зале сидел Джек-Змея, завсегдатай клуба мотоциклистов, я знала, что когда он при деньгах, то очень щедр на чаевые. Джек как раз собирался подойти ко мне, но, заметив полицейских, тут же попятился бочком, как краб. В любой другой вечер копы были бы рады его сцапать, но сейчас они смотрели только на меня, и, надо сказать, без всякого восторга.