Анна Дубчак: Тарантелла, или Танцы с пауками

Увидев приближающихся Люсю и Наталию, они стихли, переключив свое внимание на них.

— Людмила Михайловна, несчастье-то какое… Лариса умерла.

— А что с ней? — Люся уверенно поднялась на крыльцо и внимательно посмотрела на окружавших ее женщин. — Почему вы молчите?

Наконец одна из женщин, что постарше, в красном шерстяном платке и белом длинном, с мужского плеча, полушубке, сказала:

— А никто ничего не знает. Вроде сердце…

Ее уже мертвую нашли на ферме. Она совсем немного до дома не дошла, а откуда шла, никто не знает… Надька ее нашла, говорит, что Лариса была очень странно одета, почти раздета, вернее… Ступни все истерты до кровавых мозолей, руки в синяках, волосы растрепаны… Ну и снасильничали над ней…

Наталия молча прислушивалась к говорящей. Истертые ступни удивили ее больше всего.

— Ты пойдешь со мной? — спросила, обернувшись и взглянув с каким-то животным страхом в глазах, Люся. — Пойдешь посмотреть Ларису?

— Пойду.

— А ты не боишься?

Наталия усмехнулась. После посещений морга деревенские похороны могли ей показаться детским спектаклем. И все же во всей этой атмосфере с одетыми в черное женщинами, белым снегом и той тайной, которая окружала теперь дом Ванеевых, ощущалось нечто страшное, источавшее смертельную опасность. Ведь всех мучил один и тот же вопрос: «Кто это сделал?» За что убили молодую Ларису Ванееву? Кто изнасиловал жену директора птицефабрики? Виновата ли она в этом сама или насилие не было ею спровоцировано?..

Они вошли в дом, миновали просторные сени, кухню, забитую молчаливыми людьми со скорбными лицами, и оказались в большой комнате, в которой, кроме вдовца (достаточно молодого еще мужчины, лет сорока — сорока пяти, во всем черном и с красными, воспаленными веками от выплаканных слез и бессонных ночей), никого не было и стоял только гроб, обитый белым атласом. В гробу в пене кружев и с букетом белых, слегка подвядших роз, в ногах, лежала молодая женщина… Лицо ее было бледным, с большими сиреневыми кругами под глазами. Коричневые губы, прямой, сливочного цвета нос и рыжеватые, уложенные волнами вокруг маленькой головы, волосы.

Ванеев, увидев Люду, словно очнулся. Встал и подошел к ней:

— Как хорошо, что вы приехали. Я думал, что вы не проститесь с ней… Она вас очень любила и мечтала поскорее выучиться играть…

Наталия перехватила Люсин взгляд: она была более чем удивлена словами Ванеева.

— Сергей Николаевич, примите мои самые глубокие соболезнования… — сказала Люся и позволила себя обнять. У нее на глазах заблестели слезы.

Ванеев вдруг круто повернулся и направился к двери. Увлекая за собой Люсю, он сказал кому-то из присутствующих: «Ну все, пора…»

А Наталия, видя, как все разом, как-то слаженно и тихо двинулись тоже на выход, задержалась и даже прикрыла дверь… Когда же щелкнул замок, она даже успокоилась: у нее было минут пять, не больше, чтобы побыть наедине с покойницей и обследовать ее ступни. Быстро откинув кружевное белоснежное покрывало, она подняла подол светло-серого шерстяного платья, в которое была одета Ванеева, и, сняв с одной ноги тесную черную лаковую туфлю-лодочку, ногтями разорвала чулок на пятке. Странные синие пятна, в нескольких местах стертая до сукровицы кожа на ступнях… Затем Наталия осмотрела бедра (тоже в некоторых местах с почерневшими синяками, какие остаются от грубых прикосновений пальцев) и шею с черно-желтыми пятнами, почти скрытыми кружевом покрывала. Сунув руку покойнице под платье и нащупав тонкое белье, она определила, что вскрытия не проводилось.

В это время в дверь постучали. Она стояла возле гроба и ждала, что кто-нибудь откроет дверь, словно не понимала, что открыть-то можно и изнутри. Наконец дверь открылась, вбежал Ванеев:

— Извините, дверь, наверное, захлопнулась от сквозняка… Вы перепугались?

— Да, — сказала Наталия. — Немного…

Когда она вышла на улицу, к ней подбежала встревоженная Люся.

— Господи, Наташа, ты же белая как снег.

Говорят, дверь захлопнулась?

— Да ничего страшного… Ты поедешь на кладбище?

— Конечно.

— А что это Ванеев так себя повел? Ты мне не рассказывала, что у тебя с его семьей были какие-то отношения…

— Да я и сама ничего не поняла. Просто я пару месяцев учила Ларису играть на пианино, а потом у нее дело не пошло, и она отказалась. Вот он, наверное, и вспомнил. В такие минуты что только не вспомнишь… Но это ужасно… Ты не пойдешь с нами?

— Пойду. Хочу посмотреть все до конца.