Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...

Марина пошла медленнее, никуда не спеша. Она неохотно плелась вдоль ярко мерцающего проспекта, с трудом переставляя ставшие непослушными ноги и думая об одном и том же.

Ну сколько можно слышать от отца, что у них нет денег? Сколько можно ходить в этом старье, которое вынуждены донашивать они с сестрой?! Просто противно… Хорошо еще, что до сих пор холостой, свободный от всяких обязательств брат-геолог часто подбрасывал Марикам на мелкие расходы. Мать без конца болела, бабушка старая… Невезуха… Выскочить бы замуж за богатенького Буратино, вроде соседского сына, и жить у мужа на содержании… Но того вообще в городе не видать, да и другие тоже на дороге не валяются. Прямо хоть останавливайся и кричи во весь голос посреди проспекта: хочу богатого!

Сейчас Марина больше всего завидовала сестре, спокойно лежащей с книгой на диване. Потом вдруг вспомнила, как отец неожиданно легко и быстро превратился в старика, ссутулился, стал даже меньше ростом, все чаще и чаще жаловался на сердце. Лицо отца казалось постоянно напряженным и вымытым до белизны, словно сделанным из слоновой кости. О чем он все время размышлял, что его угнетало? И эти дурацкие, бессмысленные ежевечерние курения с соседом Макар Макарычем на лестнице… Пустая говорильня… Что они находят для себя в этом тупом стоянии у темного окна, на холодной площадке, возле мусоропровода, освещаемые только редкими, хилыми вспышками чахлых сигарет? Почему отца не тянет так в свою квартиру, к жене и дочкам, как к нечестному соседу, живущему на грязные деньги сына?…

Марина подошла к аптеке и остановилась. Дверь была заперта. На звонок пришлось нажимать долго: то ли его плохо слышали в глубине аптеки, то ли аптекарь лег отдохнуть. Наконец он вышел отворить: старенький, седенький, с шаркающей походкой, рожденный сказкой Каверина, придумавшего аптеку «Голубые шары». А потом у писателя появилась чудесная «Верлиока»…

Когда-то именно отец приносил в дом книги, много книг, и мать порой сердилась, что нельзя заставить все стены книжными полками и вообще-то есть библиотеки. Отец приохотил Мариков к чтению и познакомил с книгами Каверина, который, как они долго считали, написал только «Двух капитанов».

Марина объяснила аптекарю, что ей нужно. Он долго, пристально рассматривал покупательницу, словно не сразу понял смысла ее слов.

— Я не имею права давать лекарства без рецепта, — медленно произнес он. — Но уже поздно, и вы пришли одна. Сейчас так опасно ходить вечерами…

Марина собралась доложить старичку, что это ее выгнали на ночь глядя любящие родители, но передумала. Небрежно бросив блестящую пластину лекарства в сумку, Марина нехотя потащилась домой.

Точно так же оплывали свечками в тумане фонари и шаркали об асфальт мокрые разорванные босоножки. Сейчас отец выпьет таблетку и уснет… И мама тоже заснет, уставшая, привычно зажав ладонью правый бок, где все время ноет печень.

Лифт Марина почему-то вызывать не стала, боясь нарушить случайное хрупкое равновесие и обеспокоить соседей. Осторожно, на цыпочках поднялась по лестнице и остановилась на площадке возле мусоропровода, где вечно стояла коробочка с окурками. Посмотрела в грязное темное окно. Брезгливо пожала плечами. Что она здесь забыла? А все-таки, почему отца каждый вечер так тянет сюда, к соседу, из своей нормальной, чистой квартиры? Зачем эти ежевечерние откровения? Да и о чем можно столько разговаривать? Все по уму…

Марина прижалась плечом к немытой, сто лет не крашенной стене. Подслушать бы отца и соседа как-нибудь ненароком… Надо будет подговорить сестру.

Марина стояла и стояла, не торопясь домой. Не понимая самой себя, своих поступков и ощущений. Она вообще больше ничего не понимала. Мать, отец, бабушка, брат, они с сестрой… Что все это значит? Для чего и зачем? Сосед с его паршивым сыном… На секунду перед ней возникло печальное лицо отца с четкими, глубоко запавшими, словно вбитыми временем в кожу морщинами возле рта. Отцу все время нужны таблетки… А у мамы так часто приступы холецистита…

Марина намертво прилипла к пыльной стене.

Было тихо и пахло табаком.

— Ты чего призадумалась? Сестра Арина…

Приехала-таки, как предупреждал Володя.

Марина села на стул, церемонно сложив на коленях руки. Почему люди обожают выспрашивать и говорить? Почему бы им не помолчать малость, не подумать о себе и своей жизни? Но вот — не подумать…

У сестры тоже жизнь не задалась. Но по-другому. И как права оказалась мать, которая всегда грустила, глядя на Мариков, этих своих попугайчиков-неразлучников, всюду и всегда ходивших крепко сцепившись пальцами! И детей у Арины не было.