Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...

Евгений Павлович слушать дальше дочурку не стал, поскольку давно был в курсе дела: сосед сам, проглатывая слова, с трудом рассказал и про торговлю, и про аборты. Он переживал, мучился, не спал ночей — тягучих и давящих, — но что можно сделать с детьми, давно взрослыми и самостоятельными? А деньги… Нет, вряд ли Макар брал их у сына, который обзавелся теперь и дачей, и дорогой машиной.

Ася почему-то улыбнулась. Ее улыбка, размытая, слабая, раздражала сейчас Евгения Павловича даже больше, чем откровенное хамство девчонок. Чему тут улыбаться?

Вдохнуть стало трудно, за грудиной привычно заболело, надавило, и Евгений Павлович понял, что нужно пососать валидол и лечь спать. Он ушел в спальню, нервно, торопливо, рывком принялся дергать ящики тумбочки в поисках снотворного. Тумбочка гремела, ящики хлопали, снотворное не находилось. Должно быть, кончилось. Кто же в доме позаботится о нем, кроме него самого?

Недавно Евгению Павловичу предложили стать директором крупного НИИ, занимающегося вопросами истории. Он отказался. Зачем ему это? Он терпеть не мог власти, сам наверх никогда не рвался и презирал тех, кто крепко-накрепко повязал свою жизнь с обязательной карьерой, стал зависимым именно от нее и ей поклонялся, как божку, идолу.

Дочери его не поняли и гневно осудили. Жена промолчала. Теща вообще не обратила внимания, потому что давно уже не замечала зятя, как старую вещь в доме, которую просто забыли выкинуть.

Евгений Павлович вернулся в гостиную. Пианино было закрыто. Марина перебирала тетради, готовясь к завтрашним занятиям в институте, Арина складывала ноты. Ася сидела на диване спокойно, неподвижно, сложив руки, и умиротворенно наблюдала за сборами дочек.

— Марина, — резко сказал Евгений Павлович, — у меня кончилось снотворное. Сходи, пожалуйста, в аптеку.

— Ну что ты, папа! — тотчас возразила недовольная дочь. — Куда я пойду на ночь глядя? Уже одиннадцатый час.

Идти ей никуда не хотелось. Вид отца, бледного, беспокойного, вечно пробующего то одни, то другие таблетки, вызывал у Марины желание беспрерывно возражать и спорить. И доводить его до еще большего раздражения.

— Дежурная совсем близко, — слабо вступила в разговор Ася.

— Я должна подготовиться к экзамену, — на ходу придумала Марина (она хотела почитать на ночь Сименона). — У нас сессия на носу, сами знаете. И у тебя опять нет рецепта. Снотворное так просто не дадут!

— Попроси, дадут! Я не смогу уснуть, — настаивал Евгений Павлович. — Ты ведь знаешь, я давно не засыпаю без лекарств.

— Сходи, Маринушка! — снова попросила Ася.

— Опять новый наезд? Ну почему я?! Почему не Аринка?! — закричала вдруг Марина, не взглянув на удивившуюся сестру. — Почему вечно я да я?!

— Вот вам и попугайчики-неразлучники! — съязвил Евгений Павлович. — Ничего себе дружные сестрички! Услышал бы кто-нибудь — не поверил.

— Папа прав, Марина, — начала длинную тираду Ася, но кончить не успела.

— Уговорили! — грубо оборвала ее дочь. — Но если не дадут без рецепта, я не виновата! Предупреждала!

— Надоело всю жизнь быть амортизатором, — тихо обронила Ася ей вслед. — Тяжелая и неблагодарная должность…

Сердито схватив сумку, Марина вылетела на темную улицу.

Фонари оплывали, как свечи в вечернем теплом тумане после недавнего дождя, едва размазывая, по надоевшей им обязанности, тускло-бесцветные полоски и пятна света. Было пустынно и тихо. Босоножки неприятно шлепали по влажному асфальту, и Марина вновь с раздражением вспомнила о порванных застежках. Она дошла до метро и остановилась, рассматривая припаркованные вдоль тротуара машины. Очень хотелось иметь престижное авто, что-нибудь этакое, крутое, какую-нибудь иномарочку, которые уже стали понемногу появляться вокруг, вызывая к себе самое пристальное внимание. Но отец смог разориться, и то совсем недавно, на вшивые подержанные допотопные «жигули» древней модели. И то хлеб, хотя говорить о подобном авто в приличном обществе невозможно. Арина, та всегда, чуть что, начинала нервничать и торопливо нашептывать сестре на ухо, чтобы та поменьше трепалась и распространялась о деталях. Сплошная невезуха…

Недавно они с Аринкой попали под машину. Нет, это, конечно, громко сказано: Марина вообще отделалась синяками, а вот у Арины была сломана ключица. Водитель шел на красный и сбил их прямо на переходе. Отец был вне себя и пообещал засадить негодяя за решетку. Подал в суд. Но водитель — какой-то торговец из Подмосковья — задарил и подкупил всех судей, судебных исполнителей, адвокатов, прокуроров… Ему ничего больше не грозило, сбивай себе людей дальше. Мать тогда сказала: да Бог с ним, Бог ему и судья, не нужно больше вмешиваться. А у отца долго после случившегося болело сердце, он сосал валидол, не спал ночами, кричал на кухне за завтраком, что не может быть, не должно быть на свете такой несправедливости, жаловался по вечерам соседу… Не может, не должно… Кто знает, что может и что должно…