Изабелла Сова - Вкус свежей малины

— Угощайся, я их напекла килограмма два.

— Я не хочу есть, — безразличным тоном ответила я, и в этот момент в животе у меня как заурчит.

— Давай я положу тебе на тарелку.

Какой аромат! Свежее масло, ваниль и благоухание розы. Ладно, отломлю только малюсенький кусочек. Сколько калорий может быть в таком кусочке? Двадцать? Ну еще один. Итого сорок. Ну еще чуть-чуть. Что, уже весь?

— Видишь, какие вкусные? — Иола положила мне следующий рогалик.

Я снова отщипнула кусочек с одного краешка. Потом с другого, потом бочок. Ладно, доем уж. Стыдно выбрасывать, когда в Африке люди умирают от голода. В Кракове, между прочим, тоже.

Хорошо Виктор пришел, и мне пришлось оставить влюбленных. Я успела сожрать четыре рогалика. 800 калорий. Восемьдесят процентов моей диеты. Я кое-как выдержала, но уже утром сожрала 300 калорий. Привет, норма превышена на 100. Ну, если уж падать, то до дна. До девяти я посетила кондитерскую, китайскую обжорку и супермаркет. А завершила все плиткой шоколада. Потом я подсчитала: в сумме 5840 ккал. М-да, диета лесоруба.

В следующие дни я набивала брюхо всем, что попадалось под руку. Смешивала не хуже, чем алхимик. Батон с пивом, квашеная капуста, политая пахтой, лапша с майонезом. От одних воспоминаний печень начинает увеличиваться. А когда спустила половину стипендии, то твердо сказала себе: пора делать третью попытку. День старта — девятнадцатое января. Для разнообразия никаких ассоциаций ни с чем. Из-за горестного состояния финансов я выбрала грушевую диету. Заготовки из груш — это все, что осталось в кухне после гастрономических излишеств последних дней. Я установила распорядок диеты. Утром полбаночки грушевого пюре. Ланч — банка компота. Обед — тарелка груш в сиропе. Полдник — снова компот. На ужин маленькая баночка грушевого мармелада, чтобы как-то подсластить жизнь. В сумме 1240 калорий. Ела я эти груши целую неделю. Поглощенная наукой и зачетами, я как-то смирялась. Двадцать шестого января я сдала последний экзамен. А на следующее утро достала шестьдесят четвертую банку грушевых заготовок. Но я даже не успела открыть ее. Меня вырвало от одного вида желто-коричневого месива, нашпигованного палочками гвоздики. И это был конец диеты. Еще до полудня я истратила все сэкономленные деньги. Легко догадаться, на что.

Меня понесло. Как раз началась сессия. Но поскольку мне удалось сдать все досрочно, я была свободна. Из дому я выходила только за продуктами или вынести мусор. В конце каникул ко мне забежала Эва.

— Боже, да ты выглядишь как жертва насилия в семье, — горестно воскликнула она, увидев меня.

Действительно, я себя немножко запустила. Жирные волосы, тренировочный костюм в пятнах, синяки под глазами и желтое лицо. Да и вокруг все выглядело не лучше. В раковине громоздится грязная посуда. Пригоревшая сковорода, плита, покрытая всем тем, что у меня убегало. А убегало много, так как все эти дни я знай жарила, пекла, варила.

— Малина, вылезай из тренировочного костюма. Даю тебе пятнадцать минут, чтобы одеться и взять самое необходимое.

— Зачем?

— Затем, что ты переселяешься ко мне.

Я заколола волосы, почистила зубы, смела в сумку что попало под руку. Эва все это время что-то писала на листке бумаги.

— Чего это ты там карябаешь?

— Регламент пребывания в моей клинике. Прочтешь по дороге. Готова? Тогда давай мне ключи. Кому-то ведь нужно будет поливать тут цветы.

В трамвае Эва вручила мне листок. Ни фига себе! Сплошные запреты.

Запрещается входить в кухню и есть в городе.

Запрещается угощаться у сердобольных подруг.

Запрещается говорить о диете и рассматривать поваренные книги.

Запрещается пересчитывать все на калории.

Запрещается есть в одиночку.

Запрещается покупать слишком тесную одежду (дескать, я же скоро похудею).

Запрещается до конца пребывания вставать на весы.

Я прожила у Эвы больше двух месяцев и только благодаря этому не вешу сейчас, как слониха.

— Ну, говори наконец, как нос, — набросилась я на нее.

— Горбинка исчезла. Когда улыбаешься, копчик носа с левой стороны чуть прогибается и ты становишься похожа на Брюса Уиллиса.

— Заливаешь!

— Да нет, правда. Но разве Брюс не симпатичный мужик? Справа нормально. Нос очень даже неплохой, прямо как по линеечке. Хотя… — засомневалась она.

— Что хотя?

— Просто я думаю, может, можно было потратить те пятьсот марок, которые прислал тебе отец, с большей пользой?