Изабелла Сова - Вкус свежей малины

— Почему?

— Я уже сказала. И потом, я не считаю, что у меня какие-то проблемы.

— Так говорит каждый, попавший в зависимость.

— Если ты не прекратишь, со мной и вправду не знаю что произойдет.

— Хорошо, хорошо, все. Пообещай только, что покажешься специалисту.

— Какому?

— Это друг нашей семьи, психиатр.

— Никаких знакомых! Потом он придет к вам на чашку чая и станет рассказывать твоей маме, что подруга ее дочери жрет сырой рис и запивает водой из унитаза.

— Да, ты и впрямь недоверчивая, — признала Иола. — Сдаюсь и ни с кем не буду устраивать тебе встречу. Ты сама сходишь.

— Куда?

— К психиатру из университетской поликлиники. Обещаешь?

Я кивнула.

Иола вздохнула:

— Тебе, Малина, жутко трудно помочь.

Следующую неделю я делала подходы к поликлинике. Нет, не сегодня. Еще чуток поем. Завтра. Нет, я сама справлюсь. К тому же что я ему скажу? А если меня кто-то увидит? Наконец через два дня после переселения к Эве я набралась храбрости. Мы пошли вместе с Эвой. И вот я лицом к лицу с университетским психиатром.

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста..

Я оглядела кабинет. Низкая скамья, два кресла горчичного цвета и кушетка. Пресловутая кушетка психоаналитика! На нее, наверно, ложатся пациенты и позволяют себя потрошить.

— Мне лечь?

— Нет, это всего лишь бутафория, чтобы выглядело профессиональней, — объяснил скучающим голосом доктор Губка. У него была бородка с проседью, очки в тонкой металлической оправе и усталые глаза пятидесятилетнего мужчины. Типичный психиатр.

— Вот моя медицинская книжка.

— Малина, — прочел доктор. — Аппетитное, вкусное имя. Ну и в чем у нас, Малина, проблемы?

— Именно с аппетитом. Заглатываю все, как пылесос. Двадцать четыре часа в сутки я мечтаю о том, чтобы есть, жрать, хавать, лопать, трескать, уминать…

— Мгм, — кивнул головой доктор Губка. — Вот так? И что же?

— И ем. — Я громко сглотнула слюну.

— Интересно.

Он снял очки и принялся тереть веки. Потом, опершись локтями на стол, закрыл лицо ладонями. Посмотрел на меня сквозь раздвинутые пальцы. Мне захотелось засмеяться. Что я тут делаю? Выворачиваюсь наизнанку перед усталым человеком, который изображает заинтересованность.

— Это совсем неинтересно. Наоборот, отвратительно. Я встаю ночью, жарю, а потом жру, как волк-оборотень, пока не начинаю дышать с трудом. Но стоит проглоченному чуть умяться, и я опять открываю холодильник и мечу в себя что попало.

— И когда ты начинаешь «метать»?

— Около восьми вечера. Утром я еще верю, что выдержу.

— А что ты утром ешь?

— Да почти ничего не ем, потому что начинаю борьбу, но вечером уровень мотивации у меня падает.

— Может, он не падал бы, если бы ты съела нормальный завтрак?

— Каждый нормальный завтрак у меня — это прелюдия к обжорству. Потому я и стараюсь начинать есть как можно позже. Если бы я начинала с завтрака, то уже давно бы не помещалась в мамины платья, которые она носила во время беременности.

— И это бы тебя очень огорчило?

— А вас не огорчило бы?

— То, что я не помещаюсь в платьях мамы периода беременности? Деточка, ты посмотри, как я выгляжу. Если бы я и смог выиграть какой-нибудь кастинг, то только для мультипликационного фильма, и это меня ничуть не огорчает. За пятьдесят лет можно привыкнуть.

— Но мне-то еще нет пятидесяти! — взорвалась я. — Зато у меня есть проблемы и я ищу помощи!

— И ты очень удачно попала. Я дам тебе лекарство, так как вижу, что наши дела немножко вышли из-под контроля. Но сама-то проблема гораздо глубже. Аппетит — это только вершина айсберга. Я не слишком напугал тебя?

— Еще не знаю. Я всегда реагирую с запозданием.

— Вот и хорошо, завтра ты будешь уже в состоянии заторможенности. Ты склонна огорчаться?

— Еще как. Причем с детства. В детском саду я огорчалась, что вот-вот придется пойти в школу. В первом классе задумывалась, что будет с моими куклами, когда я вырасту. Меня постоянно что-то грызет.

— В этом больше уныния или нервозности?

— Когда как. Иногда я чувствую подавленность, а иногда не могу заснуть от нервов.

— И тогда ты ешь.

— Тогда я ем особенно много. Но больше всего я сжираю, когда мне грустно. Вот как сейчас.

— Ну что ж, определенная схема у нас есть. Попробуем ее развить. Для начала полдоксин. — Он полез в ящик стола за печаткой. — Через неделю снова ко мне. Посмотрим, попал ли я в точку.

— А если не попали?