Екатерина Вильмонт - Здравствуй, груздь!

— Извините, можно посмотреть том Гумилева? — спросила пожилая красивая дама.

— Да, пожалуйста!

— А купить его можно?

— Нет, к сожалению, пока нельзя, но в последний день, вероятно…

— Спасибо. У вас хорошее оформление, интеллигентное…

— Мы стараемся.

— Дай вам бог удачи!

— Спасибо большое!

Слова этой дамы почему-то страшно тронули Ангелину. Ей сейчас так нужна удача!

— Постойте, я подарю вам этот томик!

— О, спасибо, но я…

— Берите, берите, я хочу вам это подарить!

— Спасибо огромное!

— А хотите немного вина? — сама не зная почему, предложила Ангелина. Ей показалось, что эта Дама — добрая фея, которую нельзя упустить.

— Спасибо, с удовольствием.

— Садитесь, пожалуйста. Мака, где у, нас стаканчики?

Мака словно очнулась и с удивлением взглянула на шефиню. Что это с ней? Но тут же достала припасенную заранее упаковку бумажных стаканчиков. И коробочку конфет.

— Боже мой, московская пастила! — воскликнула дама. — Неужели вы кроме книг везли из Москвы еще и пастилу?

— Да, я обожаю пастилу, — призналась Ангелина.

— Я тоже! Помню, в моем детстве были удивительно красивые коробки, серебристо-серые со снегирями, кажется…

— А я таких не помню.

— Естественно, это было так давно… А я, знаете, уже пятнадцать лет живу в Германии, мы с мужем уехали в самом конце восьмидесятых. Теперь муж умер — и мне одиноко… Спасибо одной знакомой, она дала мне билет, а то ведь в первые дни посетителей не пускают, а потом билеты стоят недешево. Я так люблю книги, а русские книги здесь очень дороги. Знаете, в моей молодости Гумилев был вроде как запрещен. И Северянина практически не печатали.

Скажите, неужели на это еще есть спрос?

— Есть, конечно, есть, нельзя сказать, что огромный, но… Во всяком случае, наши издания не залеживаются, правда, у нас и тиражи небольшие…

— А вы, простите, кто?

— Я? В каком смысле? ; у — Ну вы редактор, директор?

— Я и директор, и главный редактор, и хозяйка, — с гордостью заявила Ангелина.

— О боже, и все это в одном лице? У вас маленькое издательство?

— Да, маленькое, мы, конечно, некоторым образом зависим от крупной издательской фирмы, ну распространение и все прочее, но политику проводим самостоятельную. Я предпочитаю издавать не так много, но никаких этих массовых авторов… Пока получается, но что будет дальше, кто знает. Извините, а как ваше имя-отчество?

— Маргарита Романовна, а вас как звать-величать?

— Ангелина Викторовна, а это моя помощница Тамара.

Мака недовольно поморщилась, она не любила свое имя, ей больше нравилось быть Макой.

— Ангелина Викторовна, — к стенду подошел главный редактор издательства «Минимум» с каким-то иностранцем, — позвольте вам представить моего друга Штефана из Венгрии…

Ангелина извинилась и вступила в разговор с венгром, вполне прилично говорившим по-русски. Разговор был сугубо профессиональным и деловым. Она хотела пригласить его сесть за столик, но там расположилась Маргарита Романовна и вести беседу при ней было как-то не очень ловко. И она предложила ему присесть на ящик под стендом. Когда минут через пятнадцать венгр ушел, присутствие Маргариты Романовны вдруг стало раздражать Ангелину. Она еще раз извинилась перед ней и вышла на открытую галерею, где во множестве расположились торговцы сувенирами. Черт, какой собачий холод! И совсем не хочется смотреть на прилавки. И вообще, хочется вернуться к себе на стенд и чтобы там не было этой Маргариты. Гелька, ты что с ума сходишь, сама же ее пригласила, старушка одинока, ей, видно, не с кем поболтать по-русски, а ты бесишься. А чего беситься? Пойди и скажи честно: извините, дорогая Маргарита Романовна, но мне надо работать. Или она не поймет? Думает небось, что это за работа, одна болтовня? Но нет, она вроде продвинутая, книги любит, Гумилева, а ты, Гелька, просто дура! Какая-то тетка пожелала тебе удачи, ты и растрогалась. Конечно, растрогалась, еще бы не растрогаться, если все вокруг тебе пророчат только всякие гадости! Поневоле от первого доброго слова рассиропишься… Нет, растекаться в сироп не стоит, надо просто воспринять добрые слова этой тетки как первую ласточку… Теперь тебе будут говорить много добрых слов… В конце концов, официальное открытие будет только завтра, а тебе уже сказали добрые слова… — уговаривала себя Ангелина, трясясь от холода.

— Гелечка, вы что тут мерзнете? — спросил ее симпатичный пожилой художник из «Грифа».

— Так, на нервной почве, — стуча зубами, ответила она.