Мариус Габриэль - Маска времени

– Зачем?

– Зачем? Во-первых, я надеюсь тем самым окончательно излечить мать и помочь ей вновь обрести себя, а во-вторых, помочь и себе.

– А что, если это вызовет не ту реакцию у Кейт?

– Но она же так долго его разыскивала, Конни. Такое не может пройти бесследно. Кейт необходимо узнать все до конца.

– Значит, ты сама тоже в этом нуждаешься?

– О, Конни…

– Судя по всему, Джозеф Красновский является отцом Кейт?

– Когда мы найдем его, то окончательно обо всем узнаем.

– Если он жив.

Анна еще раз перечитывала дневник, когда ей позвонил Дрю Маккензи.

– Анна? Это Маккензи.

– Привет. Какие новости?

– Слышала что-нибудь о Левеке?

– Нет, а что с ним?

– Три дня назад он покончил с собой в тюрьме.

– О, не может быть!

– Да. Повесился. И опять попал в заголовки газет. Не в состоянии сдержать дрожь, Анна присела, почувствовав тошноту:

– Господи, как это все ужасно.

– К тебе эта шумиха не имеет никакого отношения. Слышишь? Никакого.

– Если бы я не взяла у него интервью…

– Тогда кто-то другой сделал бы это. В конце концов, это я свел вас. Все дело случая.

– Не так просто, мистер Маккензи.

– Если бы Левек не убивал своих пациентов, то он был бы жив.

Анна вспомнила последние слова Левека: «Увидимся в Чистилище».

Он, конечно же, был злым человеком, хотя и великим хирургом, спасшим немало жизней. Но какое право она имела судить Левека? Он был целителем и делал свое дело ради блага многих сотен ценой жизни нескольких людей.

«Однако Левек убивал детей , – подсказал Анне ее внутренний голос. – Он был детоубийцей?»

Нравственная сторона дела словно ускользала, и Анну раздирали на части неразрешимые противоречия. Как бы там ни было, а всего несколько дней назад Анд-ре Левек был жив , а теперь его уже нет. И в этой смерти была виновата также и Анна.

– Ты меня слышишь? – в трубке снова послышался голос Маккензи.

– Да.

– Поверь мне, мир только выиграл от потери этого человека.

– А как насчет его пациентов? Как насчет его клиники в Гаити?

– В мире хватит и других врачей.

– Но не таких, как Левек.

– О, перестань!

– Он был гений.

– Послушай, детка, ты же знаешь о клятве Гиппократа? Любой, ее давший, обязан быть врачевателем, а не убийцей. Эти две вещи в одном лице соединить невозможно. Никто не может, как Бог, решать, кому жить, а кому нет.

– А разве мы с тобой не делали то же самое?

– Мы делали свою работу – говорили правду. И никогда не забывай этого, Анна. И других функций мы себе не присваивали. Мы не крестоносцы, но мы и не ангелы. Просто мы стараемся говорить правду. Поэтому мы не убивали Левека. Правда, истина убила его. Поэтому забудь о нем. У меня есть и другая информация, которая тебя тоже касается.

– Слушаю тебя.

– Мы все проверили и выяснили, что Филипп Уэстуорд никогда не появлялся на свет в Каспере и вообще в округе Натрона последние пятьдесят лет. Такое имя нигде не зарегистрировано.

– Ты уверен?

– Филипп Уэстуорд не зарегистрирован и в армейских списках. Правда, само дело Филиппа Уэстуорда действительно существует и даже процветает. Его компания пользуется хорошей репутацией, и о самом Уэстуорде говорят как об очень богатом человеке. Но до основания фирмы в 1978 году этого человека словно и не существовало. Он прибыл в Нью-Йорк, но никому не известно откуда. Я могу попросить, чтобы с этим делом покопались еще, если хочешь, конечно. Но мне хотелось бы знать, с чем это все связано?

– Не имеет значения. Спасибо, Маккензи.

– Раз твоей матери стало легче, то, значит, мы скоро вновь увидим тебя в Майами?

Когда Маккензи положил наконец трубку, Анна еще долго сидела неподвижно на одном месте. Крик поднимался в ней из глубины сердца.

Филипп.

Он соврал ей все-таки. Все ее сомнения оказались не напрасными. Конечно, этому можно было бы найти сотни объяснений. Скорее всего, Филипп изменил свое имя после того, как мать вновь вышла замуж. А может быть, мать Филиппа никогда и не была замужем за его отцом? Или вкралась какая-нибудь компьютерная ошибка, некий нерадивый клерк дал не ту информацию?

Существовали сотни всяких «может быть». Но что бы ни говорил ей отныне Филипп Уэстуорд, его слова неизбежно превращались бы в одну сплошную ложь.

На следующий день Филипп позвонил из Нью-Йорка и сообщил, что в пятницу будет в Игле. Он обещал привезти с собой какую-то важную информацию.

Анна поехала его встречать. Она ждала в аэропорту и все время чувствовала внутреннюю дрожь, но не от холода.