Анна прижала платок к носу, спасаясь от неприятного запаха, и подошла к окну, ступая по хрустящим косточкам. Из окна были хорошо видны вершины деревьев. Филипп направился к камину и стал перебирать там что-то руками.
– Смотри, – позвал он вдруг.
Анна подошла к нему. На камне были высечены буквы Д.К.
– О Господи! – Анна слегка коснулась кончиками пальцев букв. – Это его инициалы.
Филипп кивнул головой. Он смотрел на каменную плиту с выражением тоски и печали.
– Он, наверное, высек свои инициалы перед тем, как фашисты пришли за ним.
– Мне бы хотелось забрать этот камень с собой.
Для Анны это было первое реальное доказательство того, что Джозеф когда-то был здесь. Она взяла в руки фотоаппарат и сделала два снимка.
– Пойдем отсюда. Здесь такой невыносимый запах гнили.
Они покинули совиный дом. Анна безуспешно старалась оттереть руки от сажи.
Они побродили вокруг башни, пытаясь найти еще какие-нибудь следы пребывания Джозефа. Но за сорок лет в башне побывало немало гостей, включая и сов, которые уничтожили старые следы и оставили свои.
Но само место обладало какой-то особой притягательной силой. Здесь все словно застыло в прошлом, не то что на ферме. С 1944 года башня почти не изменилась, и строки из дневника приходили на ум сами собой.
– Я чувствую, что прошлым словно пропитан здешний воздух, – призналась Анна Филиппу.
– Чувствуешь что?
– Трагедию и отчаяние.
– Это впечатления от остатков совиных обедов.
– Нет. Я чувствую его. Ощущаю присутствие Джозефа. В этом месте мы ближе всего к нему.
Филипп подошел к ней, держа руки в карманах.
– И что же это за присутствие?
– Говоря по правде, немного мрачное. Я все спрашиваю себя: каким должен быть человек, способный жить здесь в полном одиночестве.
– У него не было особого выбора. И что еще тебе говорят твои чувства прорицательницы?
– Не знаю точно. Это трудно объяснить словами. Пожалуй, слова «сила» или «влияние» подходят лучше всего. Ведь он явно обладал особой силой.
– Бесспорно, сила какая-то была, – согласился Филипп.
– Нет. Не была, а есть. Ведь Джозеф жив. Я чувствую это. Я поняла, что он жив, когда ты нашел эти инициалы. Джозеф существует где-то на свете.
Филипп какое-то время молча смотрел на Анну, а затем сказал:
– Если твои предположения и верны, то все равно Джозеф Красновский остается убийцей. Он совершенно хладнокровно убил Дэвида Годболда. Поэтому не рассчитывай на теплую семейную встречу в конце поисков.
– Ты думаешь, что бабушка была права и Джозеф просто не хочет, чтобы его нашли?
– Я думаю, он может быть очень опасен.
– Что ж, я об этом думала. Но ведь он старик, Филипп, – семьдесят пять лет. Как описала его Кандида в дневнике, Джозеф – человек, многое в жизни понявший. Вряд ли он слишком сильно изменился с тех пор, хотя и прошел через концентрационные лагеря.
– Ты так думаешь?
– Что бы ни произошло между ним и Дэвидом Годболдом. я испытываю жалость к этому человеку, Филипп. В конце концов именно из-за Дэвида Джозеф столько лет провел в нацистских, затем в советских лагерях. Тот отнял у него все: женщину, жизнь, даже ребенка. Может, только жажда отмщения и возмездия и сохранила ему жизнь? Филипп, неужели ты не поступил бы так же на его месте? Ведь и тебе тоже захотелось бы убить Дэвида Годболда?
– Я постарался бы найти другие способы отомстить.
– Каким образом? Пытаться разоблачить его? Не имея доказательств, после стольких лет. Я много думала о Джозефе. Филипп, о той чаше страданий, которую ему суждено было испить. Половину жизни он провел в аду. И этот ад не кончился с убийством Дэвида. Просто пришлось пройти еще один круг страданий. А ведь он потерял навсегда дочь. Ты можешь представить себе подобное? Узнать, что у тебя есть ребенок от женщины, которую любил больше жизни, но что этого ребенка ты уже никогда не увидишь, потому что в глазах дочери ты навсегда останешься чудовищем, убийцей? Это ужасно!
– Но все это не меняет того факта, что Джозеф Красновский – убийца. Это делает его поиск непростым, Анна. Может быть, ему не понравится копание в семейной истории. Он может воспринять это как угрозу.
– Я не верю. Мне кажется, он сам хочет очищения.
– Ты наделяешь Джозефа чувствами, которых он, скорее всего, не испытывает.
– Он мой дед, значит, у нас должно быть нечто общее в чувствах.
– И опять ты забываешь, что он убил человека.
– Все не так просто, Филипп. Я не собираюсь судить Джозефа, и ты не должен этого делать.
Читать дальше