Наташа Драгнич: Каждый день, каждый час

Доре нравилась Ана, ведь она сестра Луки, а Доре нравилось всё, что она могла разделить с ним. Кроме того, было ясно, кто здесь главный. Лука только для нее — для Доры и больше ни для кого! — сделал ожерелье из ракушек. Только Лука держал ее за руку так, что ее сердце начинало биться быстрее, и комок подступал к горлу. Только с Лукой она делилась своими любимыми леденцами: белыми, круглыми, с разноцветными краями и картинкой посередине. Ей не казалось противным сосать леденец после того, как Лука его облизал. Так же как ее мама спокойно ела Дориной ложкой и пила из ее стакана. «Таковы все матери», — говорила она и смеялась. Дора часто думала, почему же она сама чувствует то же самое к Луке, ведь она не его мама. На сто процентов нет! Было бы смешно, если бы мать была младше собственного ребенка! Дора даже однажды чистила зубы его щеткой. Кроме того, Доре хотелось бы иметь младшую сестру или брата. Ей хотелось кого-то нежного, пухлого и ласкового, с кем она могла бы играть. Правда, Дорина мама сказала, что тогда лучше завести кошку или собаку. Но Дора не хотела животных. К тому же кошки ее немного пугали. Совсем чуть-чуть, ведь на самом деле Дора ничего не боялась. Как та иностранная девочка, которая не чувствовала боли, а затем врачи выяснили, что она тяжело больна и, сама того не замечая, истекает кровью. Разница была только в том, что Дора не была больна. Она вообще ни разу в жизни не болела. Дора ничего не боялась. Только и всего, как сказала бы ее мама. Она часто так говорила. Это был своего рода пароль или опознавательный знак. Как для семерых козлят белая нога их мамы. Доре это казалось забавным, иногда она даже подсчитывала, сколько раз за день мама произнесет эти слова. Дора любила маму. И Луку. Но совсем по-разному. Дора рано поняла, что этому можно найти множество различных объяснений, только и всего.

И Лука любил Дору. Ему всё в ней нравилось. Ему хотелось, чтобы она была его сестрой, тогда бы они могли все время быть вместе, каждый день и каждую ночь. Было бы здорово иметь такую сестру. А может, и нет. Порой Лука был неуверен, его охватывало незнакомое чувство, которое даже пугало, и, когда это случалось, он был рад, что может убежать домой, где нет никакой Доры, где всё просто и ясно. Он ложился на кровать и пытался подумать о чем-то другом, кроме Доры, но тщетно. Она всегда была в его голове, он видел ее маленькое личико, ее большие глаза, слышал, как она смеется и что-то рассказывает, — болтать Дора могла бесконечно, — ему начинало ее недоставать, он вставал и шел ее искать. И всегда находил. Затем они пробирались в больницу, которая находилась в монастыре. Дора любила запах лекарств и высокие своды приемного отделения. Они сидели и делали вид, что ждут врача или своих родителей, но все их уже знали, поэтому большинство сотрудников, улыбнувшись, оставляли в покое. Дети всегда вежливо здоровались. Однажды Дора показала ему палату, где родилась. Здорово. Она поделилась с ним всем. Как настоящая подружка.

— Подожди меня!

Она не могла идти с ним в ногу, но он постоянно слышал ее шаги позади себя. Как маленькая собачка. Бегать Дора по-прежнему отказывалась. Лука никак не мог ее заставить. Для него это было загадкой. Дора вообще была для него загадкой, несмотря на то, что он никого не знал лучше, чем ее. Он знал про нее всё. Всё. Чему он не был свидетелем сам, Дора ему рассказала. Она была его частью, как нога или волосы. Его легкое. Поэтому-то он и не мог думать о сентябре. Жизнь закончится. Он просто перестанет дышать.

— Подожди меня!

Дора спешила. Но у нее не было никаких шансов догнать Луку. Камушки под ее ногами похрустывали. Глаза начало щипать. Она запрещала себе плакать. Дора грозила себе страшным наказанием, но не смогла сдержать предательской слезинки. Она больше не сможет есть с ним мороженое. Или шоколад. Или ходить с ним в летнее кино. Жаль, ведь там будут показывать хорошие фильмы, которые она непременно должна посмотреть. С ее любимой актрисой Элизабет Тэйлор. Самой красивой женщиной на свете! И не сможет прочесть хорошую книгу. Или...

— Почему ты плачешь?

Лука ужасно пугался, когда Дора плакала. Он вспотел. Вытер рукой лоб. Всё липкое. Он окинул ее взглядом с головы до ног. Несколько шагов отделяли их от утеса. Маяк уже остался позади. Поблизости не было ни одного человека. Только море могло их слышать.

— И вовсе я не плачу.

Но Лука мог отчетливо видеть ее слезы.

— Нет, плачешь!

— А вот и нет!

Они ругались, словно две воюющие пташки. Дора скрестила руки на груди и гневно посмотрела на Луку. Его руки висели вдоль тела, и единственной его целью было ни о чем не думать.