Наташа Драгнич: Каждый день, каждый час

Затем открыл первый ящик. Краски, альбомы, наброски, карандаши, небольшие куски холста, незаконченные рисунки. Запах счастья. Воплощение собственного «я». Слезы неудержимо покатились по его щекам. Пальцы дрожали от нетерпения и страха. Можно ли потерять талант? Забыть? А что, если он больше не сможет рисовать? Если его способности пропали? Ушли? Обиделись? Лука вытер руки о старые вылинявшие джинсы. Долго рассматривал открытый ящик. Он знал, что в нем, но все равно не хотел отодвигать в сторону. Воспоминание. Стимул. Источник сил на следующие мгновения, часы и дни. На то, чтобы открыть второй ящик.

Он открыл крышку. Фотографии, ракушки. Несколько камушков. Фантик от «моцартовского» шарика. Детские игрушки. Рисунки. Три книги испанских стихов. Картины. Счета. Второй ящик потен воспоминаний, которые шестнадцать, а некоторые и двадцать два года ждали своего часа. Пережить вновь. Ощутить любовь. Когда Лука нашел снимок Доры, ему пришлось встать и открыть окно. Он слышал ее голос. Лука смеялся и плакал и начал считать: раз, два, три, четыре, пять... Он вновь услышал голос возле своего лица: «Ты мой спящий красавец, только мой, проснись, теперь мы поженимся, ты мой принц, только мой...»

Да, так оно и будет, подумал он и закрыл окно.

Лука сел. На утесе было темно. Он взял альбом и карандаш. Огляделся по сторонам. Пиния. Почему бы и нет? Лука крутил карандаш, словно собирался показать фокус. Затем перехватил поудобнее. Сделал первый штрих, затем еще один. Как будто не было этих лет, проведенных в погребе. С каждым новым движением росла уверенность и решимость. Глубокое убеждение, что все еще возможно.

Что кто-то другой теперь сможет спасти Катю.

Что он вновь сможет рисовать.

Что найдет Дору.

Что еще не поздно.

Ни одной мысли, ни одного чувства, имевших отношение к Кларе. Никогда больше. У него нет времени на вопросы и объяснения. Его только что выпустили на свободу. Будет с него и этого.

Вскоре рисунок был готов.

Теперь пришла очередь Доры. И его жизни.

Дора не могла заснуть. Странные мысли овладевали сознанием. Она лежала в постели с открытыми глазами, Дора не понимала, что видела. Никак не могла уловим, смысл того, что нашептывали ей мысли. Всё это было каким-то запутанным. Но мысли не желали оставить ее и покое, заставили подняться с кровати. Дора встала и в одной легкой ночной рубашке направилась в кабинет. Подойдя к старому массивному шкафу, дрожа от холода, Дора присела на корточки и попыталась выдвинуть нижний ящик. С первого раза сделать это не удалось. Все-таки этот ящик не трогали двадцать лет. Ей понадобилось много сил и сноровки, чтобы добиться своего. Наконец ящик открылся. Внутри только две коробки. Дора долго смотрела на них, не решаясь притронуться, не говоря уж о том, чтобы снять крышку. Дора могла составить полный список их содержимого, даже не заглядывая внутрь. В них была вся ее жизнь. Такая, какой она должна была быть. Прошлое, которое останется с ней навсегда. Пусть та жизнь вырвана у нее силой. Отнята. Украдена. Но она никогда ее не забудет. Дора сидела на полу, дрожа от холода ноябрьской ночи, чувствуя, что у нее на глазах меняется мир. Словно в фильме о природе при замедленной съемке. Когда никто не удивляется, что на экране цветок распускается буквально за секунду. На первый взгляд ничего не изменилось, но ты чувствуешь перемены всем телом. Сердце бьется быстро и не в такт. Это напоминает глобальное потепление. Жизненно важные перемены, способные повлиять на жизнь вселенной.

Дора не плакала. Она делала дыхательные упражнения. Вдох-выдох. Чтобы успокоиться, нужно сделать не меньше трех упражнений. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

— Дора.

Вдох-выдох.

— Дора!

— Иду.

Дора встала, ногой задвинула ящик, так и не прикоснувшись к тем двум коробкам, вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь.

Она знала, что должна сделать. Всё уже решено.

Лука увидел женщину, которая только что вошла. Он не был знаком с ней. Никогда раньше не видел ее здесь. У нее были короткие вьющиеся темные волосы. Блестящие словно темно-синяя чешуя макрели, которой, чтобы не утонуть, необходимо постоянно двигаться. Она шла по залу, как по сцене. Высокая, стройная, она была полна движения. Лука не мог отвести от нее глаз.

Дора, полная надежд, вошла в вестибюль гостиницы. Третья по счету. «Отель Парк» закрылся. Как и многие другие отели. Но «Далмация» должна была работать. Около барной стойки сидел высокий полный мужчина, рядом лежала его трость. Мужчина болтал с барменом, который внимательно смотрел на Дору. Ей это не мешало. Она сняла толстое зимнее пальто. Ее взгляд упал на мужчину у стойки. Он крутил в руках трость, для которой, по мнению Доры, был слишком молод. Как и для седины. Внезапно ее голова стала полной, пустой, надутой как воздушный шарик, горячей, легкой и прозрачной. Застыв на месте, она закрыла глаза. Картины накатывали волнами. Почти обгоняя друг друга. И рядом не было никого, кто бы спросил, что с ней.