Дора взяла рисунки и отправилась к своему старому другу Кристиану, который к тому времени владел уже двумя галереями в Париже и одной — в Берлине. За прошедшие годы они виделись редко, но по-прежнему чувствовали взаимное расположение и симпатию. Дора хотела услышать его мнение о рисунках Николы. Ей было любопытно, узнает ли он в них манеру Луки.
— Ну, вот и ты! Прошла целая вечность!
Кристиан сердечно обнял ее и трижды поцеловал. Он прекрасно выглядел, словно был опять влюблен. Возможно, так оно и было: он влюблялся по многу раз в год, обычно в какую-нибудь молодую художницу, и потом выставлял ее картины у себя в галерее. Но это редко приносили ему выгоду. Тогда он начинал говорить, что нельзя смешивать искусство и сердечные дела. И все повторялось.
— Да, mon ami, говорить говорим, но ничего не имеем. — Дора рассмеялась и нежно коснулась его щеки, словно хотела погладить.
— Зато я регулярно вижу тебя на сцене, посещаю каждую премьеру, и, должен сказать, я обожаю твою Бланш. Мне кажется, она получилась даже лучше, чем у Вивьен Ли.
— Спасибо! Ах, если бы это действительно было так!
— Как будто бы ты за нее не получила никаких наград! Не скромничай! Я-то тебя знаю.
— Тогда ты должен знать, что скромной меня никак не назовешь!
Они рассмеялись. Как обычно никто из них ни разу не упомянул Луку.
— Ну, показывай, что ты принесла?
Дора открыла папку, достала рисунки и разложила на большом столе Кристиана. Отступила назад, дала ему время хорошенько их рассмотреть. Кристиан принялся за работу весьма основательно. Некоторые рисунки он изучал чуть дольше, к некоторым возвращался вновь. Его губы шевелились, как будто он разговаривал сам с собой. Его лицо было в движении, на нем отражалась внутренняя работа, которая происходила в его голове. Внезапно Кристиан закрыл глаза, откинул голову и провел руками по жидким волосам. Затем застонал как марафонец на финише, открыл глаза и посмотрел на Дору. Задумчиво. Слегка настороженно.
— Что это такое? — спросил он и погрозил ей пальцем.
Прежде чем Дора успела ответить, Кристиан исчез в помещении позади студии. Отсутствовал он долго, поэтому Дора уселась в его рабочее кресло и начала крутиться.
«Мы так никогда и не повзрослеем», — с радостью подумала Дора. Затем она услышала крики, доносившиеся из подсобки, где скрылся Кристиан.
— Что случилось?
Дора уже хотела встать и пойти к нему, но Кристиан уже появился в дверях. В руках он держал небольшой холст.
— Смотри, я сразу его узнал.
Дора с опаской посмотрела на друга.
— Ладно, не сразу! Но сейчас я абсолютно уверен! Смотри!
И Кристиан показал Доре картину, нарисованную масляными красками, на которой были изображены море и его обитатели. Он поставил холст рядом с рисунками, которые принесла Дора:
— Теперь все ясно?
— Да, ясно. Он сын своего отца. Только он боится. Присмотри за ним... Возможно, вам стоит...
— Не говори ничего.
Было нелегко, но Лука справился. Он сидел на утесе, который за последние семнадцать лет почти не изменился. Все было по-прежнему. Маленькая пиния, которая, казалось, совсем не выросла. Множество крабов, которые выглядят точь-в-точь как те. Гладкие, прохладные и в то же время согретые солнцем камни. Море. Бесконечное. Голубое, зеленое, серое, бирюзовое.
Лука глубоко вдохнул. Он не собирался падать в обморок, не собирался считать. Есть вещи куда важнее. Которых он все еще боялся. И, тем не менее, он был уверен, у него получится принять решение. Нет, даже не примять, а осуществить задуманное. Теперь он должен справиться.
Лука лег на прохладный камень. Он смотрел в небо. Пи облачка. Словно серый холст. Рядом с Лукой лежала его трость и рюкзак. Внутри была книга Неруды. Само собой, на испанском языке. Альбом, кисти, краски, губки. Все, что могло понадобиться. От одной только мысли о том, что он собирался сделать, его сердце судорожно сжалось, и он заплакал. Горько и безудержно, зло и разочарованно, но где-то глубоко внутри скрывалась слабая надежда на жизнь, о которой он и мечтать не смел. Долгие годы. Десятилетия. Лука даже немного боялся этой надежды.
Уже несколько дней мир выглядел по-другому. Потому что он больше не был отцом дочери, ради которой отказался от жизни. Он чувствовал, что его обманули, ограбили.
Когда несколько дней назад он сбежал из больницы домой, если можно назвать его ковыляние бегом, он заперся в погребе. Он долго сидел там, на старом шатком стуле. Дышал. Бесконечно долго. Вдох-выдох, медленно и глубоко. Вдох-выдох. С закрытыми глазами. Когда стемнело, он встал и пошел в дальнюю часть погреба. Он не был там больше десяти лет, но точно знал, где лежит то, что он ищет. Два больших ящика. Он принес их туда, где стоял стул и, было светло. Собираясь с силами, снова принялся за дыхательные упражнения.
Читать дальше