— Ни за что не поверю, что вы ни на что другое не способны! Боитесь потерять свой заработок? Крышу над головой? Сбережения? Чушь! Поверьте в себя, в свои силы, забудьте свое прошлое! Ведь пока ты проститутка, ты ничто, ты игрушка в руках мужчин. Наплюйте на всех этих сутенеров! Мы поможем вам! Мы поможем вам встать на ноги! Потом вы будете вспоминать свою прошлую жизнь, как дурной сон…
Маргарет Лоренс Браун говорила уже в течение четверти часа. Во рту у нее пересохло. Она сделала паузу, чтобы перевести дух, и отпила глоток воды из стакана, который предупредительно поставили на импровизированную трибуну. В Центральном парке, где она выступала, собралась довольно внушительная толпа, жадно ловившая каждое ее слово. Подходили все новые и новые слушатели, в основном женщины, мужчин же почти не было видно.
Выступала женщина лет тридцати, высокого роста, с ярким выразительным лицом, лишенным косметики, обрамленным длинными черными волосами. На ней были джинсы, заправленные в сапоги, на шее — несколько ниток жемчуга. Маргарет Браун, известная американская проповедница, слыла неутомимой поборницей прав обездоленных женщин. Многие из присутствующих уже слышали о ней. Эта не знающая покоя феминистка имела на своем счету уже не одну победу на своем поприще. Часто ее лицо можно было увидеть на экране телевизора. Она уже успела издать три книги, заработав уйму денег, которые все до единого цента вложила в свою организацию, именовавшуюся «За свободу женщин».
Ее первые шаги на поприще спасения проституток вызывали только смех. Но уже три месяца спустя после того, как Маргарет удалось обратить в свою веру тысячи женщин, смех прекратился.
— Вы должны вырваться из этого порочного круга! — продолжала взывать Маргарет.
— Да-а-а-а! — кричала толпа в ответ.
— Вы снова станете полноценными людьми.
— Да-а-а-а! — вторили ей женщины.
— Вы будете свободны!
— Свободны! — эхом отзывалась толпа.
Неожиданно Маргарет покачнулась, ее ноги подкосились и, неестественно поджав под себя руки, она рухнула на землю. Из маленького, аккуратного отверстия в голове Маргарет потекла струйка крови. Толпа же продолжала по инерции возбужденно кричать и топать ногами.
Прошла минута, другая, прежде чем собравшиеся смогли взять в толк, что случилось. Их охватили паника и ужас.
У всех на виду Маргарет Браун была застрелена.
К этому дому в Майами можно было приблизиться, лишь миновав ворота, оснащенные электронной системой контроля. Затем два охранника в форменной одежде, с небрежно засунутыми за пояс пистолетами, тщательнейшим образом обыскивали посетителей.
Алио Маркузи не стоило большого труда пройти эту процедуру. Это был плотный, пожилой мужчина с водянистыми, набрякшими от неумеренного потребления алкоголя глазами и походкой сукотной кошки.
Тихонько напевая себе под нос, он направился к дому. Его тело плотно облегал серый клетчатый костюм, который был ему явно тесен. День был жаркий, на небе ни облачка, и Алис обливался потом в своем одеянии.
На его звонок открыла девушка — угрюмого вида, угловатая итальянка, плохо говорившая по-английски.
— Где Энцио? — спросил он.
Кивком головы она показала в сторону плавательного бассейна.
Хлопнув ее по заднице, Алио направился в глубь двора. Возле бассейна — сооружения поистине гигантских размеров — его встретила Мэри-Энн, ослепительная блондинка, с высоко зачесанными на старый манер волосами, собранными в пучок. Ее голенькую точеную фигурку украшали лишь две узкие белые полоски бикини.
— Чао! — сказала она, хихикнув, поднявшись с коврика ему навстречу. — Я как раз хотела пойти и приготовить себе что-нибудь выпить. Тебе тоже? — Она стояла перед ним, кокетливо поигрывая золотой цепочкой, свисавшей между ее непомерно больших грудей.
Алио, пожирая ее глазами, облизнулся. Он давно ждал того дня, когда она надоест Энцио и тот уступит ее ему — как поступал со всеми теми, кто был у него до нее.
— Если можно, бакарди, и побольше льда. И еще принеси немного жареной картошки, орехов и черных маслин.
Заботливо поглаживая себя по толстому животу, он добавил:
— Маковой росинки с утра во рту не было, дел невпроворот. Где Энцио?
Мэри-Энн сделала неопределенный жест.
— Где-то там, в саду, подрезает розы.
— Ах да, его розы.
Взгляд его скользнул в сторону дома. Он нисколько не сомневался в том, что Роза, жена Энцио, стоит сейчас там, у окна, на своем неизменном посту, прячась за занавеской, и не спускает с него глаз.
Читать дальше