Мой медвежонок сидит рядом со мной, пока я пишу, и шлет тебе горячий привет (!). И я, Пэнси Старр, тоже шлю тебе привет!
P.S. Я вовсе не хотела сказать, что тебе обязательно надо выходить замуж. Может быть, если ты попробуешь, тебе понравится самой зарабатывать. Мойра Харвестер хороший психолог, так вот, когда она посмотрела на твою фотографию, то сказала, что, по ее мнению, у тебя большой потенциал, который ты почти не использовала. Еще она говорит (но это не имеет отношения к психологии), что ты очень молодо выглядишь для своих лет!
Когда Малышка приехала с Итон-сквер, письмо Пэнси уже ждало ее, и она прочитала его в кухне мисс Лэйси, согреваясь возле газовой плиты. Валтасар мурлыкал у нее на коленях. Не успела Малышка войти в квартиру, как он бросился к ней с радостным мяуканьем. К еде, которую она оставила ему на время своего отсутствия, он даже не прикоснулся.
— Бедный старичок, — сказала Малышка, почесав у него за ухом, — тебе было очень одиноко весь день.
Часы уже показывали полночь, но Малышке совсем не хотелось спать. Ее переполняла любовь к Пэнси, к старому коту, который тосковал по ней, к Филипу…
Она сказала себе, что влюбилась, потому что ее положение подталкивало ее к этому; она попала в ловушку и должна бороться, но знала, что не будет бороться. Почему бы не делать то, что ей хочется делать? Впереди целая жизнь и много приятных возможностей. И она свободна в своем выборе, правда, теперь она постарается быть умной. Рассмеявшись, она согнала кота с коленей и сказала:
— Валтасар, я свободна как птица, и я молода! Во всяком случае, так говорит моя дочь! Я молода для своих лет, и у меня большой потенциал!
— Мне двадцать девять, — сказал Филип. — А это важно?
От удивления глаза у него стали круглыми. Но удивился он, как поняла Малышка, не ее вопросу, а тому, как нелепо, неожиданно, по-детски она задала его между двумя ложками горячего лукового супа, едва наступила первая пауза в их разговоре.
— Нет. Конечно же, нет! — Малышке стало стыдно своей лжи (она боялась, что он еще моложе), и она покраснела. — Просто задумалась о возрасте. Ничего странного, если целый вечер проводишь со стариками. Родители, тетушки. Они родились где-то на переломе веков. Вот я и думала о том, как время рождения определяет характер… — Она проглотила еще одну ложку супа. — Мне, например, тридцать два. Я — дитя войны, — сказала она, набравшись храбрости.
— Вряд ли война так уж на тебя повлияла. Ты, верно, и не помнишь ничего.
— Я — сирота военного времени. У меня приемные родители.
— А, тогда понятно.
— Знаешь… — проговорила она и умолкла.
Ей было трудно продолжать. Не сейчас. Еще рано. Это займет слишком много времени, придется многое объяснять. Она открыла свое прошлое — восстановила его, словно отвоевала сушу у моря, — и хотя это открытие безусловно интересно для нее, Филипу, может быть, будет скучно. Несмотря на то что, с одной стороны, ей казалось, будто она знает его всю жизнь, все же, с другой стороны, он пока еще оставался для нее чужим. Забавное получается ощущение: близость с человеком, которого едва знаешь. Захватывающее ощущение, думала Малышка, глядя на Филипа, сидевшего напротив нее в маленьком тихом подвальном ресторанчике, в котором официанты были одеты как французские матросы, а над входом в кухню висели пучки душистых трав. Все здесь кружит голову, приятно волнует, но и пугает.
— Да? — в ожидании произнес Филип.
Смутившись, Малышка посмотрела мимо него на крошечный бар и меню, написанное мелом на доске. Слава богу, здесь все довольно дешево, подумала она, беспокоясь за Филипа, хотя еда в самом деле великолепная. Густой луковый суп и свежий хрустящий белый хлеб. Интересно, включено ли это место в «Путеводитель по ресторанам»? И ей припомнился последний ужин с Джеймсом…
— Почему ты улыбаешься? — спросил Филип.
Странно, что он спрашивает, ведь они только и делали, что улыбались друг другу все полчаса, что провели вместе в ресторане. Наверно, у нее теперь другая улыбка…
— Я улыбаюсь? — лицемерно переспросила Малышка. Ей не хотелось говорить ему, что ее муж повел ее в куда более дорогой ресторан, чем этот, в их последний проведенный вместе вечер и очень расстроился, когда ему подали счет! Не хватало еще, чтобы Филип подумал, будто она считает его мелочным! С жадностью проглотив остатки супа, Малышка вытирала хлебом тарелку. — Наверно, я думала о моей семье. Об отце и его сестрах. О тете Флоренс и тете Блодвен. Вчера они были на удивление милы друг с другом, вели себя как нельзя лучше, но похоже, это лишь временное перемирие в их вечной войне. Они любят друг друга, но по-настоящему их объединяют давние страсти. Воспоминания о прежних стычках и скандалах. Это держит их вместе. Возможно, они просто не умеют иначе выражать свою любовь. Им уже по многу лет, они многого навидались, но, как бы ни изменилась жизнь вокруг них, в душе они остались прежними.
Читать дальше