Мейвис Чик - Антракт

Он потер нос. И продолжал смотреть на меня. Все зрители уже направлялись к выходу, но мы оставались на местах.

— Ну? — спросила я и подпрыгнула еще один или два раза, как ребенок, которому сказали сидеть тихо.

— Я просто никогда не видел тебя такой… гм-м… э-э… гм-м…

— Такой… гм-м… какой?

Я посмотрела на него в упор и потянула за галстук-бабочку. По-моему, он покраснел, хотя мои глаза все еще были влажными от радости, а в зале стоял полумрак.

— Такой… гм-м… э-э… какой, Робин?

— Ну, э-э, — он боролся с собой, — такой оживленной.

«Разве в английском языке мало слов? — задумалась я на мгновение. — Я здесь надрываюсь от неописуемого восторга, а он только и может сказать, что я оживленная? Но как же сообщить ему правду?»

— О, Робин, Робин! — Я приложила ладони к его лицу и сжала ему щеки, пока он не стал похожим на эскиз Эпштейна.

Он резко отодвинулся, и я его понимаю, — щипок за нос и натянутый галстук-бабочка наверняка доставили ему сильный дискомфорт.

— Разве ты не понимаешь… Неужели сейчас не понял, что я люблю его?

Я собиралась добавить, что и Финбар любит меня, но посчитала это излишним.

И подобно тому как в вечер происшествия с creme de menthe моя бедная дорогая мамочка в прямом смысле слова отшатнулась от Финбара — тогда я впервые в жизни наблюдала это, — теперь я увидела, как человек по-настоящему спал с лица. Обычно беспристрастное лицо Робина Карстоуна внезапно стало похоже на сдувшийся воздушный шар.

— Это, — тихо произнес он из-под складок своего изменившегося лица, — очевидно.

Что бы вы обо мне ни думали из-за фраз типа «страшна как смерть» по отношению к женщинам, я — добрый человек.

— Мне кажется, нам сейчас стоило бы пойти и выпить что-нибудь, — сказала я, оглядывая практически пустой зал.

Вы даже не представляете, насколько я добрая.

На самом деле мне хотелось помчаться за кулисы, ворваться в гримерную Финбара, с восторгом броситься в его объятия и поблагодарить за игру единственным способом, который я могла придумать: старым как мир и по-прежнему приносящим самое большое удовольствие. Но бросить Робина в такой момент могла бы только жестокосердная женщина. В любом случае мы еще успеем наверстать свое у Джимбо.

— Пойдем же, — весело сказала я, помогая ему подняться, — выпьем, расслабимся здесь, а потом поедем на вечеринку. — И практически без помощи со стороны Робина я поволокла коллегу в буфет. — Держись, — приказала я, — мы побудем здесь до отъезда.

Он немного собрался с силами и достал бумажник.

— Нет, нет, — весело продолжила я, — за мой счет.

Звучно чмокнула Робина в щеку и подтолкнула к стулу.

«Я никогда ничего тебе не обещала, — говорила я про себя, пробираясь сквозь толпу, — вообще ничего. Это все твоя вина, плюс твой Лоуренс и твое воображение. И я не ощущаю ни капли вины, вовсе нет».

— Тройную порцию виски и апельсиновый сок, — заказала я у барной стойки. — И побыстрее.

Я подумала, что Робину, возможно, понадобится поддержка, а поскольку я не собиралась прибегать к искусственному дыханию, спиртное показалось мне неплохим выходом. Знаю, знаю, это было не очень оригинально, но в тот момент из-за нервного потрясения ничего другого придумать я не могла.

Между тем поверженный Робин сидел не шелохнувшись. Я вложила бокал в безжизненную руку. Неужели мне всю жизнь суждено играть для мужчин роль миссис Бахус?

— Спасибо, — сдавленно произнес он и одним глотком опустошил бокал.

И неужели они всегда будут помогать мне в этом?

— Если хочешь, ты можешь поехать домой, — сказала я, — спасибо, что пришел.

— О нет, — ответил он, поднимаясь, — я намерен доставить тебя в сохранности, как меня и просили.

И Робин отправился за следующей порцией спиртного.

Я небольшими глотками пила из своего бокала и думала о том, что жизнь уже никогда не будет прежней. Какое же это замечательное чувство — любовь!

Так или иначе, нам нужно было провести время.

— А как тебе Виргилия? — спросила я.

— Кто?

— Его жена в пьесе.

— Очень удобно, — сказал он, поглаживая бокал. И мрачно добавил: — Иметь жену.

— Красивая, как считаешь?

— О да, — ответил он. — Жены, они красивые.

— И имею в виду пьесу, Виргилию…

— Что? Ах эта… Слишком толстая.

— А как тебе момент, когда он взял за руку Волумнию?

— Кого?

Разговаривать так было ненамного лучше, чем беседовать с пустым стулом.

— Волумнию, его мать.

— Правда? — спросил Робин. — Она была там?