— Клайв…
— Тебе нужно забрать с собою что-то еще — или дело терпит? — осведомился он, поднимая взгляд.
Солнце уже клонилось к закату, и на иссиня-черные волосы ложился алый отблеск. Клайву почему-то вспомнился портрет ее матери. В аметистовых глазах читалась неизбывная грусть. Сейчас Анхела походила на «Женщину перед зеркалом» как две капли воды. Она не верила в счастливое будущее.
— Ты вернулась, любимая, — серьезно напомнил он. — Но вернулась ты к иным порядкам и к иным отношениям. К тому, что было, возврата нет.
— Есть — если ты этого захочешь, — возразила она. Но Клайв лишь покачал головой.
— Того, что было, я уже не хочу, — отозвался он твердо. Так, что в смысле его слов сомневаться не приходилось.
Фиолетовые глаза расширились, потемнели до непроглядной черноты, — и сердце его болезненно сжалось. Анхела стояла перед выбором: снова бежать от любимого или остаться и принять будущее как есть, со всеми его проблемами и сложностями.
Но ведь она вернулась! — стиснув зубы, напомнил себе Клайв. И только эта мысль удержала его от того, чтобы броситься на колени и пообещать Анхеле все, чего она потребует.
Риджмонт панически боялся потерять ее — и все-таки отчаянно блефовал. Ведь на карту была поставлена их совместная жизнь…
— Ты готова? — тихо произнес он.
Анхела опустила глаза, отвернулась, скрестила руки на груди, точно борясь с обуревающими ее эмоциями. Что это? Леденящий страх? Безоглядная любовь к нему, Клайву? Мучительная потребность поверить, что он вполне разделяет ее чувства?
Ей пора поверить в слово «любовь», — твердо сказал себе Клайв. Пора научиться доверять любимому.
— Да, я готова, — отозвалась она.
От накатившего облегчения Клайв едва устоял на ногах. Колени его почему-то сделались ватными; чтобы не потерять равновесия, он вынужден был схватиться за стену.
— Тогда пошли. — Крепко прижимая к себе картину, Риджмонт подхватил с пола ее чемодан. И молча нажал на ручку двери.
После стремительной поездки по шумным городским улицам квартира встретила их умиротворяющей тишиной. В прихожей у стены притулилась завернутая в бумагу картина с адресом музея современного искусства. Видимо, ее доставили с посыльным. Картину номер два Клайв поставил рядом, а чемодан понес в спальню.
Анхела поспешила следом. Как странно: прежде ей казалось, что именно здесь ее истинное место, а сейчас она словно вступала на чужую территорию. Однако в комнате ровным счетом ничего не изменилось, — если не считать отсутствия нескольких принадлежащих ей вещиц.
Клайв убрал чемодан в шкаф, и демонстративный этот жест был исполнен глубокого смысла, — тем более, что распаковывать его Риджмонт не стал. А, напротив, захлопнул дверцу, повернул в замочке ключ, а ключ спрятал в карман.
«Вот только попробуй еще раз сбежать, взяв с собою лишь то, с чем пришла!» — говорил этот жест.
Не зная, как ей следует отреагировать, Анхела неуютно размышляла о будущем. Но вот Клайв шагнул к ней, одной рукою закрыл дверь спальни, другой — снял с ее плеча дамскую сумочку на ремешке. Каждое его движение было безупречно рассчитано; и нервы Анхелы предвкушающе завибрировали. А Клайв уже завладел ее рукой. И повлек молодую женщину к окну, где легким нажатием кнопки заставил опуститься жалюзи.
Комната погрузилась в сумеречный полумрак. В самый раз для неспешного обольщения… Развернув Анхелу лицом к себе, Клайв оглядел ее сверху вниз, — так, словно видел ее впервые, — и удовлетворенно выдохнул.
— А зачем закрывать жалюзи? — удивилась она. Риджмонт никогда прежде этого не делал.
— Для создания соответствующей атмосферы, — усмехнулся он. — Я хочу, чтобы твое внимание принадлежало мне безраздельно и полностью. Кроме того, я хочу отгородиться от всего мира, — на то время, пока мы напоминаем друг другу, какое бесценное сокровище едва не утратили.
— Мне очень жаль, — начала было Анхела. — Я…
— Никогда больше не говори мне этих слов, — резко оборвал ее Клайв. — Тем более по-английски. — Он передернулся. — Они всякий раз будут напоминать мне про твое холодное, бесчувственное, жестокое «прощай».
Конечно, Клайв имел в виду записку! У Анхелы комок застрял в горле. Она заглянула в изумрудно-зеленые, омраченные болью глаза — и чуть было не повторила запретных слов. Но удержалась — и вместо того вложила обуревающие ее чувства в нежный, трепетный, покаянный поцелуй.
Один легкий поцелуй повлек за собою другой, более затяжной и жадный, и вскорости в крови разгорелось пламя желания. И вот одежда упала на пол, и влюбленные принялись неспешно ласкать друг друга, заново узнавая и оценивая то, что едва не утратили.
Читать дальше