Мерил Сойер - Поцелуй в темноте

Ройс стало нестерпимо стыдно. Она погрязла в жалости к самой себе, хотя ее окружали люди, старающиеся ей помочь. Митчу было куда труднее. Он познал полное одиночество, холод, питался анчоусами из пиццы, выбрасываемыми привередливыми клиентами, был вынужден воровать молоко, чтобы не умереть с голоду.

Вот кто побывал в аду! Однако он выжил и добился успеха. Пример Митча вдохновил ее. Она тоже преодолеет трудности.

– Монахиня сказала неправду, – продолжал свой рассказ Уолли. – Зачем, хотелось бы мне знать? На следующей неделе я возвращаюсь на Юг. Попробую разобраться.

– Пожалуйста, не надо! Это не имеет никакого отношения к моему делу. Ты только зря взбесишь Митча.

– В этом деле есть какая-то странность, что-то такое, что оказывается не по зубам даже такому профессионалу, как Пол Талботт. Какое-то звено до сих пор остается в тени. Будь я проклят, если позволю тебе сесть в тюрьму, не сделав всего от меня зависящего, чтобы это предотвратить.

Ройс не могла с ним спорить. Слишком много событий произошло, включая убийство. Все версии, даже самые невероятные, требовали проверки.

– Только будь осторожен. Я не хочу, чтобы Митч отказался меня защищать.

Поздно вечером зазвонил мобильный телефон. И Талиа, и Вал успели по своему обыкновению наговориться с Ройс раньше.

– Алло. – Неужели Митч?

– Ройс? – При звуке этого низкого голоса Ройс охватил гнев. Брент, подлый изменник!

– Талиа дала мне твой номер. Ты не возражаешь?

Ройс заставила себя успокоиться. Чуть раньше она бы высказала Бренту, каким негодяем его считает, подобно тому как набросилась на Митча на похоронах отца, но ставки в игре были слишком уж высоки, чтобы пренебрегать Брентом. Она решила воспользоваться разговором с ним как возможностью уговорить его не давать против нее показаний в суде.

– Мне очень жаль, что все так случилось, Ройс. Мне надо с тобой поговорить.

– Я слушаю, – отозвалась она, стараясь не выдать возмущения.

– По-моему, нам надо встретиться.

Митча хватит удар, если он узнает, что она позволила себе разговаривать с главным свидетелем обвинения. Встреча с Брентом была бы чистейшим безумием.

– Прошу тебя, Ройс! Это очень важно. Мне надо с тобой поговорить.

Она едва не ответила отказом, однако боль, рожденная безнадежностью и праведным гневом, смешанным с разочарованием, заставила ее промолчать. Все вокруг помыкали ею, готовясь просто к еще одному делу, тогда как для нее оно было единственным, определяющим ее будущее. Сейчас у нее появлялся шанс хоть что-то сделать, чтобы убедить Брента отказаться от изобличающих ее показаний.

Часом позже она влетела в кафе на Северном пляже. Они решили, что в этом сумрачном заведении их никто не узнает. Она не стала надевать парик, зато нацепила на нос огромные очки в черепаховой оправе, полностью менявшие ее облик. Брент дожидался ее в кабинке, в тускло освещенной задней половине заведения. При ее приближении он поднялся.

Лучшие портные трудились именно ради таких фигур, как у Брента, – стройных, ладных, элегантных, кажется, с рождения. Митч был по сравнению с ним высоковат, чрезмерно мускулист, зато куда более мужественен. Брент не годился ему в подметки по части умственной и эмоциональной закалки.

Ройс на мгновение задумалась, как выглядел бы Митч, если бы вырос, как Брент, в обстановке достатка и внимания. Наверное, он все равно не приобрел бы легкости Брента, его мира с собой и окружающим миром. Нет, личности Митча были присущи неповторимые особенности, которые превратили бы его в динамичного человека, какие обстоятельства ни сопутствовали бы его появлению на свет.

Однако ее по-прежнему тревожил вопрос, что именно произошло с Митчем в юности. Почему он сбежал из дому? Как случилось, что он теперь слышит только одним ухом? Кто была та монахиня, которая так любила его, что нарушила священный обет и солгала ради него, подтвердив данные из поддельного свидетельства о рождении? Монахиня не пошла бы на такой риск, не будь у нее весомых побудительных причин.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказал Брент, когда она скользнула в кабинку, держась спиной к остальному помещению, чтобы не быть узнанной.

Она сняла очки. Непонятно, что она раньше находила в Бренте. Что верно, то верно: он был невероятно смазлив и полон очарования. Однако теперь она понимала, что ему недостает чего-то очень важного. Или мучения решительно изменили ее саму, превратили в совсем другого человека? Брент, по всей видимости, остался именно тем, кем был всегда, – милым мальчиком, так и не повзрослевшим, несмотря на годы. Ему не хватало глубины и силы характера, отличавших Митча.