Юлия Туманова: Море волнуется — раз

Было темно. Совершенно и окончательно темно. Мелькнула даже мысль, что ее просто-напросто замуровали. Буквально, как царя Ивана Василича в лифте. Только не смешно получилось. Во всяком случае, ей не до смеха. Хотя истеричное хихиканье время от времени пробивается.

Нет, так не пойдет.

Истеричной барышней она никогда не была, и становиться не собиралась. Конечно, проще всего брякнуться в обморок, но она не умеет, даже пытаться нечего. К тому же медсестра хирургического отделения — будущее светило отечественной медицины! — просто не имеет на это права.

Даже если она в отпуске.

Даже если ее похитили.

И даже если вокруг непроглядный мрак и странное, пугающее до колик в желудке движение.

Точно. Движение. Как это она сразу не поняла?

Так что же это, сказку Пушкина кто-то в жизнь решил воплотить, что ли? Родила царица в ночь не то сына, не то дочь… А потом ее, беднягу, за такие дела посадили в бочку и бросили в море.

Очень похоже.

Только она не царица и вовсе даже не стремилась преподносить царю наследников.

А темнота между тем качается. Плавно так, тихонечко. Ну точь-в-точь как в бочке, несущейся по волнам.

Откуда тебе знать, каково в бочке-то?!

Оттуда!

Догадливая потому что.

Ну-ну, тогда догадайся, кому понадобилось тебя похищать? Может, ты недавно сейф вскрывала вместо трупа в анатомичке, а? Или на твою небесную красоту польстился турецкий падишах, и велено было доставить тебя в гарем именно таким экзотическим способом?

А почему бы и нет? Красота, может, и не небесная, так обаяние просто дьявольское!

Балда! Самое время кокетничать! Наедине с собой! В полном мраке, который прямо-таки вибрирует от надвигающейся опасности. Родителей надо было слушаться, вот что! Родители, они худого не посоветуют. Была бы сейчас спортсменка, чемпионка, и в обиду себя не дала! А то скрутили, как овцу!..

Собственно, почему — как овцу?! Вполне вежливо обращались. Даже бережно.

Еще скажи «ласково», и версия с падишахом окончательно утвердится в твоей глупой голове. Истинная балда! Стопроцентная!

— По голове меня, что ли, били? — задумчиво произнесла она вслух.

Страшно не было. Разве самую малость. И еще — очень любопытно. Очнувшись в этом чернильном мраке, она сначала долго вопила, надеясь довести похитителей до инфаркта, а потом их, оглушенных и полумертвых, допросить. План не сработал. Тогда она попыталась на ощупь определить, где находится. Но было ясно только одно: склеп — или бочка все-таки?! — имел четыре стены, дощатый пол и нечто, похожее на кровать. Еще удалось нащупать дверь. И снова покричать под ней.

Собственные вопли очень быстро надоели, и, добредя кое-как до кровати, она брякнулась навзничь.

Значит, так. Орать бесполезно. Взламывать замки она не умеет. Рыть подкоп нечем.

Стало быть, надо ждать. Утро вечера мудреней.

Еще бы узнать, что сейчас — утро или все-таки вечер? Скорее, ночь. Южные ночи они как раз такие вот темные. Значит, самое время поспать.

Придя к такому выводу, она повозилась немного, улеглась поудобней, посетовала вслух, что не может, как всегда перед сном, почитать Шекспира. Или, на худой конец, Бальмонта. Довольно хихикнула над собственной шуткой и уснула с мыслью о том, что возможно это и есть приключение, то самое, настоящее, долгожданное приключение, о котором она так давно мечтала.

После ночной смены гудела голова, руки тряслись, и воздух вокруг казался пропитанным хлоркой и нашатырным спиртом. Усталость была привычной, даже приятной немного, но жара, подступившая к городу еще на рассвете, теперь придавила особенно тяжело. Спину ломило нестерпимо, в висках барабанили дятлы, и пот в три ручья лился по спине и по бокам.

Зря она отказалась от Пашкиного подарка! В конце концов, брат должен помогать сестре, разве не так? А ей, видите ли, приспичило независимость и самостоятельность проявлять.

Каталась бы сейчас на машинке и горя не знала.

Хотя вряд ли можно доехать до дома целой и невредимой после двенадцати часов беготни между тяжелыми и совсем тяжелыми больными, чья бессонница — только ее забота.

Так что на машинке пусть ездит мама. Если, конечно, перестанет от страха путать папину коленку с коробкой передач и сдаст на права.

Троллейбус еле плелся, и она, в конце концов, заснула, отчаявшись попасть домой и устроиться, как белый человек, на кровати.