Анна Тодд - После

– Но никаких чуть больше, – напоминаю я, пожимая его руку и чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Посмеиваясь, он играет с кольцом в брови.

– Что ты имеешь в виду?

– А то ты не знаешь. Стеф мне уже рассказала.

– О чем, обо мне и ней?

– О вас, и о тебе, и о других девушках.

Я вымученно смеюсь, но получается похоже на кашель, и я кашляю еще, чтобы он не заметил моего смущения.

Он поднимает бровь, но я не обращаю внимания.

– Ну, мы со Стеф… это было весело. – Он улыбается воспоминаниям, а я проглатываю комок в горле.

– И да, у меня есть девушки, которых я трахаю. А почему тебя это волнует, подруга?

Он говорит об этом так беззаботно, что я просто в шоке. Признание, что он спит с другими девушками, не должно меня волновать, но я ревную. Хардин мне не принадлежит; мой парень – Ной. Мой парень – Ной. Мой парень – Ной, – мысленно повторяю я.

– Не волнует. Просто я не хочу, чтобы ты считал меня одной из них.

– Ого… ты ревнуешь, Тереза? – усмехается он.

Я толкаю его. В жизни в этом не признаюсь.

– Вовсе нет. Мне их жаль.

Он игриво поднимает брови.

– О, не жалей их. Поверь, они со мной счастливы.

– Ладно, ладно. Не пора ли нам сменить тему? – Я вздыхаю и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на небо и забыть образ Хардина и его гарема. – Так ты попробуешь быть со мной повежливей?

– Конечно. Если ты перестанешь все время быть такой нервной стервой.

Глядя на облака, мечтательно тяну:

– Я не стерва, просто ты отвратительный.

Смотрю на Хардина, и меня разбирает смех. К счастью, он смеется вместе со мной. Это хорошая замена скандалу. Еще не решен главный вопрос: какие чувства я могу или не могу к нему испытывать, но если я пресеку его попытки целовать меня и сосредоточусь на Ное, то выйду из этого ужасного замкнутого круга прежде, чем станет еще хуже.

– Посмотри на нас, двух друзей. – Акцент у Хардина очень приятный, когда он не грубит.

Черт, акцент делает его голос еще мягче. Слова льются с его языка, сквозь розовые губы… Я не должна об этом думать. Отрываю взгляд от его лица и встаю, отряхивая юбку.

– Эта юбка и правда ужасная, Тесс. Если хочешь остаться мне другом, не надевай ее больше.

На мгновение мне становится обидно, но когда я смотрю на него, он улыбается. Наверно, он так шутит, грубо, но не злобно, как обычно.

На моем телефоне срабатывает будильник.

– Мне нужно вернуться на занятия.

– Ты устанавливаешь будильник на каждую лекцию?

– Я много на что ставлю напоминалки; я всегда так делаю. – Надеюсь, он не собирается над этим смеяться.

– Хорошо, установи напоминалку на завтра после занятий, чтобы как-нибудь повеселиться.

Кто это и где настоящий Хардин?

– Не думаю, что могу веселиться так же, как ты. – Не представляю даже, что Хардин подразумевает под словом «повеселиться».

– Ну, мы просто принесем в жертву пару котов, сожжем несколько домов…

Я, не удержавшись, прыскаю, и он улыбается в ответ.

– На самом деле, поскольку мы теперь друзья, придумаем, чем заняться.

Мне нужно немного времени, чтобы понять, могу ли я общаться с Хардином. Но он уже поворачивается, чтобы уйти.

– Ну ладно. Рад, что мы вместе. До завтра.

И он уходит.

Я ничего не говорю, просто сижу, опустив руки, на обочине. После последних двадцати минут голова кругом. Сначала Хардин предложил мне заняться сексом, утверждая, что я даже не представляю, как мне будет хорошо; через несколько минут обещал, что попытается быть со мной помягче; потом мы смеялись и шутили, и было все нормально.

Остается еще много связанных с ним вопросов, но думаю, что могу стать его подругой, как Стеф. Ладно, не как Стеф, как Нэт или еще какой-нибудь друг, с которым он постоянно общается. Так действительно лучше. Никаких поцелуев или других сексуальных ласк. Мы просто друзья.

Но когда я последняя захожу в аудиторию, где никто из студентов понятия не имеет о Хардине и его делах, у меня остается смутное подозрение, что я попала в очередную западню.

В общежитии пытаюсь заниматься, но не могу сосредоточиться. Через два часа бессмысленного смотрения в конспекты решаю принять душ, чтобы освежиться. В душевой полно народу, я чувствую себя очень некомфортно, но мне ни разу никто не помешал, так что я начинаю привыкать. Горячая вода отлично расслабляет напряженные мышцы. Я должна чувствовать облегчение и радость от того, что мы с Хардином пришли к перемирию, но гнев и раздражение почему-то сменяются растерянностью и тревогой. Я согласилась завтра «повеселиться» с Хардином и теперь боюсь. Надеюсь, все пройдет хорошо; не думаю, что мы станем лучшими друзьями, но, по крайней мере, сможем каждый раз не орать друг на друга вместо разговора.