Фэй Уэлдон - Судьбы человеческие

Но, конечно, жизнь не столь проста, даже для Клиффорда, который, будучи счастливчиком, обычно получал то, чего хотел. Сначала необходимо принести жертву богам условности и политеса.

— До меня дошли слухи, что вы — дочь Джона Лэлли, — сказал он. — А вы знаете, кто — я?

— Нет, — сказала она и соврала. Читатель, уверяю вас, что она знала, кто он. Она достаточно часто встречала фотографии Клиффорда Уэксфорда в газетах. Она видела его по телевизору.

Как же! Он был надеждой всего мира Искусства Британии! Или же грустным симптомом кончины этого мира, как говорили другие. Более того, она выросла на разгромных речах отца в адрес Клиффорда Уэксфорда, его ментора и врага. Некоторые считали, что ненависть Джона Лэлли к Клиффорду граничит с паранойей. Другие говорили, что, напротив, у Джона есть все причины для такой ненависти.

«Нет», произнесенное Хелен, показывало, насколько ей не нравилась самоуверенность Клиффорда, хотя взгляд его и зачаровал ее. Боюсь, читатель, что в целом солгать Хелен ничего не стоило, когда эта ложь устраивала ее. Она сказала «нет», потому что ее первоначальный страх прошел, и на смену ему пришло окрыление, вызванное интересом к ней Клиффорда. И уж, конечно, она сказала «нет» не по какой-либо причине, связанной с отцом.

— Я расскажу вам все о себе за обедом, — сказал Клиффорд.

Такова была сила впечатления, произведенного Хелен на Клиффорда, что он пренебрег другим очень важным обедом; а именно: он должен был в тот вечер обедать в «Савойе» с сэром Лэрри Пэттом и его женой Ровеной. На обеде должны были присутствовать очень важные и влиятельные лица.

— За обедом? — переспросила изумленная Хелен. — Кто же будет на этом обеде: вы и я?

— Конечно, если только вы не собираетесь отказать мне, — улыбнулся ей Клиффорд с таким шармом и такой добротой, что не оставалось ничего иного, как принять приглашение.

— Обед — это очень мило, — проговорила Хелен, делая вид, будто никакого замешательства с ее стороны и не возникало. — Но я должна сначала посоветоваться с мамой.

— Деточка! — упрекнул ее Клиффорд.

— Я стараюсь никогда не огорчать свою мать, — ответила Хелен. — Жизнь и без того приносит ей немало огорчений.

Таким образом, Хелен — вся воплощенная невинность — пересекла зал, чтобы подойти к своей матери Эвелин, которую она обычно звала по имени, ибо семья Лэлли была артистическая и богемная.

— Эвелин, — сказала она ей. — Ты себе и представить не можешь: Клиффорд Уэксфорд приглашает меня на обед.

— Не смей ходить с ним, — панически прошептала Эвелин. — Ну, пожалуйста! Подумай: вдруг отец узнает!

— Тогда тебе придется просто солгать ему, — отвечала Хелен.

Надо сказать, что в доме Лэлли постоянно лгали, и лгали в основном Джону Лэлли. Дело в том, что Джон обычно впадал в ярость по самым мелочным поводам, а мелочные поводы не замедляли находиться. Любящие женщины — жена и дочь — старались создать Джону атмосферу счастья и спокойствия, хотя бы даже ценой того, чтобы поставить весь мир с ног на голову. Поэтому приходилось лгать.

И Эвелин закрыла глаза на своеволие дочери, что она делала весьма часто. Эвелин была добропорядочная и хорошо выглядевшая женщина (иначе как бы она могла быть матерью Хелен?), но годы, проведенные вместе с Джоном, придали ее природе усталость и какое-то опустошение. Конечно, Клиффорд Уэксфорд был не тем, кого она мечтала бы видеть рядом с дочерью, и, кроме того, ей было известно, что сегодня вечером он должен присутствовать на обеде в «Савойе» — стало быть, что он собирается делать вместе с ее дочерью? Она была полностью осведомлена насчет обеда в «Савойе»: ее муж отказался идти туда (причем по приглашению трех разных людей) под предлогом, что там будет Клиффорд — и ждал только четвертого приглашения, чтобы снисходительно принять его, таким образом, не оставив жене времени на пошив специального наряда, которого, как она чувствовала, требовал случай! Обед в «Савойе»!

Последние двенадцать лет по торжественному случаю она надевала один и тот же голубой наряд из хлопкового плиссе. Она была в нем очень мила, но уж, конечно, не выглядела «шикарно». А как ей хотелось хотя бы раз в жизни выглядеть «шикарно»!

Как у них было принято со времен отрочества Хелен, дочь условно приняла слабый протест матери за полное одобрение. Само собою, никакого одобрения и в помине не было: это была скорее мольба о помощи и почти угроза самоубийства — Эвелин пошла на шаг, который, она заведомо знала, вызовет приступ ярости мужа.