Елена Некрасова - Гиль-гуль

Господи, он жив, он жив… ушел, он жив, слава богу! Как все его защищают, даже тихоня Щупин… А он мог отпихнуть старика, думаю, мог… что-то у них там происходит со стариком… значит, он зашел за мной, что же случилось?! Но почему он сбежал… правда, у него в голове могло помутиться, если сильный удар… но плащ… почему серый плащ и шляпа? У него же нет теперь плаща… Тот, что остался в театре, был зеленый в черную клетку…

— …То-ва-ри-щи! Я могу продолжать? Вот не дают по порядку… тогда я скажу сразу, чтобы бы вы немного успокоились — мы тоже считаем, что товарищ Васильков не виновен в данном преступлении! Я объясню. Сначала казалось, что все сходится — драка, убийство… скорее всего, непреднамеренное, затем человек приходит в себя и убегает из театра, чтобы избежать наказания… и не подозревая, что у него отобраны документы. Понимаете? Он же не будет первым делом лезть во внутренний карман проверять документы, видя, что убил человека! Так рассуждал следователь. Оставался неясен только мотив преступления, сама эта драка… но, как говорится, чужая душа — потемки… Все, все, товарищи! Совершенно согласен, что душа Алексея Григорьевича… но все не так просто! Когда товарищи из консульства прибыли в театр, прибыли, можно сказать, выручать Алексея Григорьевича… да, товарищ Неверов? Ну вот… очень оперативно все получилось, так как в отделении милиции случайно находился кто-то, знающий русский язык… начальник отделения позвонил в консульство, личность установили, и наши товарищи сразу же выехали на место, ну вот… а в это время свидетели как раз давали показания. И вот представьте, товарищи, когда им всем показали фотографии товарища Василькова, и на изъятых из плаща документах, и на консульской карточке… вот тут произошло непредвиденное. Никто из свидетелей его не опознал как убийцу. Даже брат убитого, который собственноручно вытаскивал документы из плаща, утверждает, что нет ничего общего между фотографией Василькова и тем человеком, у которого он их забрал… ясное дело, в тот момент он не вглядывался в фотокарточку… и это при том, что для китайцев, как вы знаете, все русские на одно лицо. Тот человек, утверждают свидетели, был невысокого роста, почти лыс, с остатками рыжеватых волос. Лицо мясистое, с усами, из ноздрей торчат пучки рыжих волос… Сами понимаете, с нашим Алексеем Григорьевичем мало общего, я бы даже сказал — полная его противоположность… Теперь вы видите, товарищи, какой странный и запутанный оборот принимает дело? Некто, завладев документами Василькова, совершает убийство и скрывается в неизвестном направлении. Причем, возможно, он тоже советский гражданин… хотя может быть и американцем, и англичанином… да кем угодно! Если кто-то из наших, это быстро выяснится…

Как это… как это «завладев»? У него украли документы? Что-то не то… случись это где угодно… но в театре! Такое совпадение? Нет, тут что-то не то… но плащ и шляпа. У него же нет плаща и шляпы… так, так… спокойнее… Можно вопрос?

— Меня зовут Чжан Сян-цзэ, я переводчик Алексея Григорьевича… вы упоминали серый плащ и шляпу. Но у него нет такой одежды… был клетчатый зеленый плащ, который он потерял неделю назад.

— Ну вот видите, это тоже отчасти подтверждает… Скорее всего, Алексея Григорьевича обокрали, может быть, вытащили на улице… он не говорил о пропаже, никто не слышал?… Понятно… Сказать по правде, следователь пока не намерен полностью отказываться от первоначальной версии. Он считает, что фотографии могли устареть… я-то понимаю, товарищ! Вот и правильно! Соберите все, что есть из последнего… да, и отпечатайте! Ну да, и на словах… Также следствием пока не исключается версия, что Васильков знаком с убийцей и либо сам передал ему документы, либо тот целенаправленно их у него выкрал… Ну товарищи, дорогие, нельзя же так… нам-то зачем! Сейчас с вами будет общаться помощник следователя, вот ему это все… Я надеюсь, что товарищ Васильков жив и здоров и в скором времени все прояснится… все, что касается его лично…

Жив и здоров? На что он намекает… Не убили же его из-за этих паршивых документов… он на это намекает?! Господи, может быть, он и не знает, что их украли, а как же этот юбилей? Вдруг он уже там, надо же что-то делать! Он жив, конечно жив, его не могли… почему так… темно?

Лян-фу принимал роды. Он делал вид, что они не знакомы, что он не Лян-фу… а врач. Акушер. Но она понимала — как только ребенок появится на свет, он тут же схватит его и умертвит… и когда это произошло, она даже испытала облегчение… Она вынуждена была подниматься куда-то на открытом лифте очень шаткой конструкции. Кабины не было. Дощатая площадка на одного человека находилась между четырьмя тонкими колоннами цвета желтка. Вокруг темень, вроде бы улица, фонари не горят, но она знает, это — Москва, а эта штука — ее главная достопримечательность… нельзя было не подняться наверх, неудобно. А куда наверх, что там? Якобы смотровая площадка… и она все ехала, все ползла на этом сомнительном лифте… потом оборвался один трос, а она так и знала! И стала спускаться вниз по каким-то перекладинам… Потом она была в своем доме в Шанхае и стригла ногти, а ногти были отросшие, загнутые и даже какие-то трухлявые… потом еще всякая дрянь… вспомнила. Она была на собрании, потемнело в глазах… ее отнесли в комнату? Позор, у всех на глазах… и ей что-то кололи в вену, уже тут… А он?!