Наталья Миронова - Глаза Клеопатры

Пробежав глазами документы, Фейгин поднял изумленный взгляд на Никиту.

— Прости, а ты уверен, что этот актив продается?

— Абсолютно. Этот Дом моды — «прачечная» Чечеткина. Одна из, — уточнил Никита. — Чечеткин уезжает лечиться за границу, и что-то мне подсказывает, что назад он не вернется. Без него предприятие не выстоит.

— Ну а тебе-то оно зачем? Ты хоть представляешь, о какой сумме идет речь?

Никита кивнул. Ему вдруг пришло в голову, что если Щегольков последует за Чечеткиным, получится, что он, Никита, все-таки помог ему переправить транш за границу. «Ну и черт с ним, пусть подавится», — решил Никита.

— Это не обсуждается, — отрубил он. — Нет, ты можешь торговаться до посинения за каждый цент, и чем меньше ты ему заплатишь, тем будет лучше, но актив ты должен приобрести кровь из носу. Это свадебный подарок моей жене. Да, я женюсь, — ответил Никита на немой вопрос Фейгина. — Только, ради бога, не говори нашим пиарщикам, — добавил он. — Хочу поставить их перед фактом.

— Удивляюсь, как наша пиар-служба до сих пор не разбежалась, — улыбнулся наконец Фейгин. — Ты их держишь на голодном пайке, прямо как в блокаду.

— Клевета, — пожал плечами Никита. — Пусть рекламируют компанию, а не меня.

— Компания — это люди, которые в ней работают, — напомнил Фейгин. — Ладно, давай к делу. Назови «потолок».

— Небо, — ответил Никита. — Меня интересует только результат. Я же говорю: торгуйся, — поспешил он, не давая Фейгину возразить. — Все, что выторгуешь, пойдет в премиальные лично тебе.

— Да я копейки из фондов компании… — возмутился было Фейгин.

— Знаю, знаю, — перебил его Никита. — Ты что, шуток не понимаешь? Послушай, без Чечеткина этот Щегольков — ноль. Ты его «сделаешь», как маленького.

— Надо будет провести аудит, — озабоченно заговорил Фейгин. — Я все-таки не понимаю, зачем тебе такой сомнительный актив. Если это «прачечная»… Может, лучше создать новое предприятие с нуля?

— Нет, я считаю, что лучше купить готовое предприятие, тем более с развитой инфраструктурой. Плату Щеголькову предлагай в зарубежных активах, он сразу клюнет.

Матвей Наумович Фейгин был очень умным человеком. Его взгляд вдруг стал колючим, он пристально всмотрелся в Никиту.

— Я тебя правильно понимаю? — тихо спросил он.

— Да, ты все правильно понял, Матюша, — подтвердил Никита, — но говорить об этом нельзя. Это не наше дело.

Фейгин задумался:

— Как же ему удавалось так долго скрывать? А как же его жена? Дети?

— Повторяю, это не наше собачье дело. Дави на Щеголькова как хочешь, грози прокуратурой, сбивай цену, но Дом моды со всеми потрохами должен перейти к моей жене, Нине Нестеровой. Кстати, Щеголькову об этом лучше не знать. Все, — подытожил Никита, подражая характерному картавому выговору Ленина, каким его изображали в советских фильмах. — P-работайте, то-вар-рищи! А не то всех пер-рестр-реляем к чер-р-ртовой матери!

Рабочий день уже подходил к концу, и Никита решил отложить все текущие дела на завтра. Домой он пошел пешком: это было быстрее, чем на машине. Сердце у него радостно подпрыгнуло, когда за дверью раздался привычный лай. Его все еще не отпускали страхи, что вот он придет, а ее нет.

— Ты что-то рано, — удивилась Нина.

— А я сбежал. Плюнул на все и сбежал. Это ты на меня так благотворно влияешь.

— Разориться не боишься? — спросила она с легкой насмешкой.

— Not a chance… Извини, ни единого шанса, — поспешно перевел Никита. — Иди сюда, мне надо с тобой поговорить. — Он отвел ее к себе в кабинет, где висел нестеровский портрет бабушки с дедом. — Вот, смотри, что я нашел.

Он выложил перед ней фотографии и ксерокопии газетных статей. Нина внимательно прочла заметки. Никита по лицу догадался, что она узнала мать на снимке. Опять ее лицо превратилось в маску боли.

— Ты понимаешь, что это значит? — заторопился Никита. — Помнишь, ты мне рассказывала, как ты думала, что он тебе не отец? Вот смотри: ты родилась двадцать первого апреля семьдесят восьмого, так? А встреча с молодежью состоялась пятнадцатого октября семьдесят седьмого! Понимаешь? Ты не имеешь к Маклакову никакого отношения!

Он до этой самой минуты почему-то не сомневался, что Нина обрадуется. Но она не обрадовалась.

— Господи, и зачем только ты все это затеял? Теперь я вообще не знаю, кто я такая! Мама была детдомовкой, родителей своих не знала, теперь выходит, что и я неизвестно чья дочь!

— Нина, — попытался успокоить ее обескураженный Никита, — это не имеет никакого значения!