Если зловещие предположения оправдались и бывший начальник получает должность, неравноценную прежней, процесс этот продолжается: теперь много лет при всяком удобном случае он будет рассказывать, с каким трудом ему удалось уйти из учреждения, где он когда-то работал начальником, как развалилось это учреждение после его ухода и как его уговаривают вышестоящие организации вернуться, однако он не хочет.
Если бывший начальник после снятия получает должность, равноценную или неожиданно еще более ответственную, темперамент борца в нем постепенно угасает, жажда сатиры сменяется любовью к музыкальной мозаике, школьным друзьям отвечает секретарша, мамаша в Малых Дундуках сокрушается, что от сыночка давно нет весточки…
Алексей Федорович Голова находился сейчас на первом этапе этого состояния. В отдел кадров он приехал еще не на трамвае, а на учрежденческой машине, которой пользовался, пока сдавал дела. Осторожненко про себя отметил, что с прошлого года, Алексей Федорович сильно изменился к лучшему. Это уже был не тот молодой человек в украинской сорочке, который робко и выжидательно смотрел на начальника отдела кадров, нервно куря недорогую папиросу. Теперь это был солидный мужчина с гладким, холеным лицом, выглядевший даже несколько старше своих лет. Если бы Геннадий Степанович читал книги, он, вероятно, в эту минуту вспомнил бы слова одного французского писателя о том, что удачная карьера старит.
На Алексее Федоровиче был серый коверкотовый костюм и кремовая рубашка из искусственного шелка. Брюки были модные, широкие, свободно падающие на вычищенные до блеска светло-желтые туфли. В карманчике пиджака торчала небольшая, изящная логарифмическая линейка (Алексей Федорович несколько раз пытался научиться ею пользоваться, однако так и не научился и применял ее для разрезания проспектов, получаемых из главка, и для других нужд), которая придавала новому костюму черту деловитости.
По дороге сюда Алексею Федоровичу казалось, что на этот раз он будет абсолютно спокоен, не будет испытывать того страха, от которого обмирал при первом посещении, будет разговаривать с Осторожненко на равных и, если уж придется, сумеет постоять за себя.
Но как только перед ним возникла бронированная дверь с табличкой "Вход посторонним воспрещен" и он вошел в комнату, заполненную сейфом, от чувства самостоятельности не осталось и следа. Алексей Федорович вдруг сообразил, что даже не знает, за что его снимают. Ведь все произошло совершенно неожиданно: буквально через два дня после собрания, когда он собирался дать развернутое интервью корреспонденту "Вечернего Периферийска" Вайсу, в московской газете вдруг появилась статья под названием "Невежда в научном институте". Статья была подписана профессором Воронцовой и еще тремя сотрудниками института, которых он даже и не знал.
Все последующие дни напоминали то, что у кинорежиссеров называется "бобслей", то есть быстрая смена разнообразных кадров. Одно собрание сменялось другим, приходили какие-то комиссии; Воронцова, которую еще недавно он клеймил позором под аплодисменты зрительного зала, теперь сама выступала под аплодисменты. Институтом заинтересовались вдруг не только с точки зрения его научной деятельности, но и хозяйственной. Переселенского куда-то вызывали и когда он возвращался, лицо его казалось постаревшим на десять лет. Словом, казалось, жизнь разладилась и все пошло кувырком. Любезнейшая Мария Ивановна молчаливо подбирала все увеличивавшиеся груды окурков и только однажды рискнула спросить:
— Что случилось, Лешенька?
На что муж ответил:
— Не твоего ума дело. Ты мне лучше пинжак почисть.
После чего Мария Ивановна больше ни о чем не спрашивала.
Геннадий Степанович долго молчал, уткнувшись глазами в лежащую перед ним толстую желтую папку. По его поведению Голова понимал, что дела обстоят неважно.
— С какой формулировкой меня сымают? — спросил Алексей Федорович, чтобы не мучиться.
Осторожненко оторвал взгляд от папки и посмотрел на Алексея Федоровича. Голова только сейчас увидел, что у него голубые глаза.
— Как не обеспечившего.
И хотя Осторожненко не сказал, чего именно не обеспечил бывший директор Научно-исследовательского института и за что именно его снимают, Голова почувствовал некоторое облегчение. С такой формулировкой куда-нибудь не пошлют — это ясно.
— С наукой, товарищ Голова, придется закругляться, — решительно, но не зло, а даже как-то сочувственно сказал начальник отдела кадров.
Читать дальше