Исай Калашников - Последнее отступление

— Я сейчас ужин сготовлю, — заторопилась она. — Артемка к суседям ушел. Я сбегаю за ним. Али нет, не побегу, зайдет — обрадуется-то как!

В избе было тепло, пахло наваристыми щами. Потрескивали в печке поленья. Сколько раз он думал об этом дне, возвращаясь домой. Все представлялось именно таким, как есть. Ленивый кот, растянувшийся на кровати, сытый запах кислой капусты и жирной свинины. Дома все так, как должно быть, ничего не изменилось.

В сенях послышались быстрые легкие шаги, распахнулась дверь, и в избу вбежал Артемка.

— Мама! — он сорвал с головы шапку, бросил ее на кровать и тут увидел отца.

— Здоровайте! — не узнавая, сказал он смущенно.

Захар сына узнал сразу. Черные большие глаза, белокурый чуб, широкие плечи…

— Здоровенько, сынок! Что ж ты стал, али не рад приезду батьки? — Захар шагнул навстречу и троекратно, по русскому обычаю, поцеловал сына.

— Ну и вымахал ты, паря! — засмеялся, хлопнул по плечу. — За девками бегаешь небось?

— Бегает, — весело ответила за сына Варвара.

Сели за стол. И тут только Варвара увидела, что левая рука мужа не в порядке.

— Батюшки, да ты никак раненый? — испуганно вскрикнула она.

— Не совсем здоровый, — вздохнул Захар. — Пальцы почти не шевелятся. Но доктора говорят — пройдет… Мячик мне дали, мни его, говорят, хорошенько. Теперь уж стало лучше.

— Вот горюшко-то! Что они с тобой наделали, проклятые ерманцы, — запричитала Варвара.

— Что рука! Ладно хоть голову принес без дырки. На руке все заживет. Доктора сказали — главные жилы целы…

Варвара принесла покрытую пылью бутылку самогона. Пробка была залита воском. Это, пояснила она, осталось от проводов Захара в солдаты.

Посидеть Захару со своим семейством одному в тот вечер не удалось. Прослышав о приезде фронтовика, пришел хромой учитель Павел Сидорович, старый политический ссыльный. За ним явился сосед Клим, по прозвищу Перепелка. Он тоже недавно вернулся с фронта, на левом глазу его чернел кожаный кружок, на лбу, поперек морщин, лежал узкий рубец.

Захар разлил в стаканы крепкий первач. Выпили.

Павел Сидорович положил локти на стол, наклонился к Захару:

— Как там, а?

— Да как… Царю, известно, по шапке дали, слободу установили. Власть новая…

— Власть новая, — подхватил Клим, — а порядки старые.

— Оно, конечно, не совсем так, — Захар посмотрел на свет пустую бутылку, поставил на место. — Раньше, скажем, были «благородия», теперь — «господа». Однако оттого, что прозываются они иначе, умирать не легче. Я, слава богу, отвоевался. Теперь чихать, кто как зовется. Мое дело десятое. Буду земельку пахать.

— Хо-хо, земельку пахать! — засмеялся Перепелка. — Ишь, чего захотел. Разевай рот шире — дадут тебе пахать.

— Почему же, дадут, — сказал Павел Сидорович, скосив глаза на повисшую руку Захара. — А вот другим…

— До других мне дела нету. Всяк за себя отдувается.

— Ну-ну, — протянул Клим. — Окопы тебя, кажись, уму-разуму не научили. Зачни мы жить по твоему рассуждению — всем крышка будет.

— Что ты от меня хочешь? — удивился Захар. — Орать на улице: не желаю новой власти, подавайте еще новее? Нет уж… Каждому свое предназначено. Нам с тобой землю пахать, Павлу Сидоровичу царей с трону сдергивать. Так-то, Клим.

— Совсем не так! — дернулся Клим. — Из меня война все жилы вымотала. А дома? Дети жрали лебеду, пухли от голода! Дочка померла. Маленькая. Разор во всем! — Клим озлился, единственный глаз, как раскаленный уголь. — За все стребую!

— Эх, Клим, — вздохнул Захар, — что стребуешь? Голову расшиби, а не вернешь войной отобранного… — Увидев, что Клим крутит головой и сейчас снова начнет выкрикивать без пользы горькие слова, Захар призвал на помощь Павла Сидоровича: — Правильно я говорю?

— Да, конечно. Кто теперь вернет сиротам отцов, кто исцелит увечных? — Павел Сидорович задумчиво прищурился. — А война все идет. Каждый день умирают солдаты. Вот что самое страшное. Не остановим войну, все больше будет сирот, вдов, разоренных хозяйств. Война и тут, за тысячи верст от окопов, несет людям горе. Ты, Захар Кузьмич, говоришь — отвоевался. Да. Станешь пахать, сеять, а хлеб заберут: надо кормить армию.

— Тут еще бабка надвое сказала.

— Да нет, не надвое она сказала, бабка. Господа свое дело знают. Царя кто сбросил? Народ. А власть где? В господских руках, в руках царевых пособников. Потому и войне конца не видно. Пока мы всем миром не навалимся на господ и не отберем власть, будут умирать солдаты, нищать мужики.