Юлиана По: Тринадцать на Тринадцать (СИ)

Макс начал тренировать меня лишь спустя две недели после моего прибытия в его поселение. За эти дни я переосмыслила многое, повстречала на своём пути во время многочисленных прогулок всех спасшихся в Роковой День людей из нашего поселения. Многие были перенесены Сильнейшими сюда в ужасном состоянии, но выжили. Кто-то пострадал меньше, а на ком-то и вовсе не было ни царапины. Однако, семь человек пали…

Мне было трудно дышать без Эльзы, но я уже не плакала от мысли о том, что она умерла. Я смирилась. Я её отпустила.

Мне было трудно дышать и без Него… Но я старалась об этом не думать. Я не смогу освободить свой разум от воспоминаний о Нём, я не смогу освободить своё сердце от любви к Нему. Просто не смогу, это сильнее меня. Я решила, что нужно смириться с тем, что я люблю этого Короля льда, не пытаться бороться с этим, а тоже принять, как я приняла смерть дорогой подруги.

Освобождение… Я должна почувствовать себя свободной, а чтобы прийти к этому, я должна прийти к пониманию того, что всё, что случилось со мной — это просто жизнь. Не горькая и печальная судьба, а просто вот такая вот какая есть.

«Форма» в поселении сопротивления номер тринадцать по крою такая же, как и была у нашего мирного, но чёрного цвета. Со времени нападения Сильнейших люди из сопротивления не переодевались более в обычную человеческую одежду и в город направлялись в чёрной форме и исключительно ночью. Мы были единственным поселением, которое давало бой. Наши бойцы уезжали в мегаполис к закату и возвращались с рассветом. У нас был единственный план — подчинить моей воле вампиров, но для его осуществления нам понадобится специальное оружие, которое уже производят для нас учёные. Помимо моей крови понадобится и моя физическая сила, ведь чтобы подчинить монстров, я должна быть на месте сражения.

О братьях Сильнейших ничего не было слышно, они покинули близлежащий каменный исполин, что было мне на руку, я не готова была случайно столкнуться с Эриком.

О Вожаках тоже не было пока никаких вестей, хотя мы жили как на пороховой бочке, ожидая каждый день их появления. Я несколько раз предлагала Максу поставить на совете вопрос о том, чтобы отвезти меня подальше от мирных людей, так как не хотела, чтобы эти несчастные повторно пережили ад на земле… Мой друг сказал, что Управление подумает и, скорее всего, перенесёт не меня, а мирных жителей. Слава Богу. И правда, через полторы недели нас осталось ровно четыреста человек, как и положено в поселении. Опустело сразу много домов, которые военные сразу же приспособили под тренировки.

Я осталась единственной девушкой в нашей боевой деревне, даже повара были мужского пола… Но я не испытывала нехватки в женском общении, так как, когда начались мои тренировки, мне вообще некогда было болтать. Поселили меня в отдельной маленькой комнатке рядом с командной комнатой Старших, у меня даже была своя отдельная маленькая ванная. Распорядок дня ничем не отличался от «мирного» распорядка, кормились мы так же, получали чистую одежду так же. Разница была лишь в том, что некоторые бойцы спали днём, возвращаясь из «похода», а некоторые и не возвращались вовсе… На место погибшего всегда прибывал новый, который вливался в происходящее очень быстро. Ещё разница была в том, что в поселении сопротивления практически не было увеселительных программ, всё сводилось к тренировкам, к лекциям о тактиках боёв и, к моей большой радости, к историческим лекциям. Хоть их вёл и не Николай, но оратор по имени Сергей был не менее красноречив и захватывал аудиторию интересом с первых секунд.

Хоть я и осталась единственной девушкой в поселении (женщин в сопротивление не брали принципиально), но всё же старалась не отставать от суровых бойцов. Вставала в семь утра, быстро умывалась и завтракала, шла наблюдать за их тренировками, затем уединялась на склоне горы, на которой располагалась наша деревня, затем спешила на лекции, затем на обед, затем снова на тренировки и лекции, затем на ужин, затем провожала вместе с Максом уходивших в город. Сам мой друг покидал пределы поселения крайне редко, во время моего пребывания всего один раз, видимо очень опасаясь того, что пока его не будет, на нас нападут и меня убьют. Его забота грела моё сердце.

Во время своих уединений на склоне горы я размышляла о жизни, о том, как она резко изменилась. Окружающая обстановка располагала к самокопанию, покрывшийся золотом лес под ногами шелестел тысячами вопросов, а прохладный северо-западный ветер отвечал ему тысячами ответов. Природа словно жила своей отдельной жизнью и не обращала никакого внимания на людей. Солнышко поспешно пыталось согреть каждую травинку, осветить каждый тёмный уголок, будто ему завтра уже не представится такой возможности. А сияющий множеством оттенков рыжего и жёлтого цветов красавец-лес пытался не пропустить ни одного яркого лучика, посылаемого заботливым жарким светилом. Окружающие меня небесные создания, имеющие оболочку и, быть может, даже душу, но не умеющие говорить (а, может, это я не умела их слышать?), смотрели на меня снизу вверх своими любопытными глазами, которые мерещились мне то за одним листочком, то за другим. Они смотрели на меня и не понимали моей грусти, не понимали моей озабоченности и, наверное, считали неразумной девочкой, которой совсем ни к чему печалиться от того, что всё на Земле вышло из-под контроля людей. Ещё какое-то время назад мы могли быть уверены хоть в чём-то, хотя бы в том, что более слабых и хрупких смогут защитить более сильные и смелые. И те и другие непременно будут принадлежать одной расе, а вот внутри своей расы мы всегда договориться сможем. По крайней мере, мы жили убеждённые в этом, даже если это была всего лишь жалкая иллюзия. Теперь же все прежние убеждения и надежды канули в лету, мы безнадёжно погрязли в страхе и отчаянии. И вот уже всё человечество смотрит на меня, как на последнее средство к обретению прежней жизни. Да вот только ни к чему нам возвращаться к тому, что утеряно навсегда. Быть может, для того, чтобы мы поняли, что не являемся венцом творения Великого Провидения, нам нужно было пройти через потери и лишения, а в конце пути всего лишь принять тот факт, что не являемся уникальными и всесильными. Нас зажали в тиски две противоборствующие расы, с нами не пытаются даже воевать! Нас сразу пытаются съесть или поработить, так же, как мы не пытаемся заговорить с зайцем прежде, чем застрелить его и приготовить на ужин. Мы стали вторым сверху звеном в пищевой цепи, и не так ли нам и надо?