Фредерик Марриет - Юный дикарь

На второй день утром Джаксон рассказал мне приблизительно следующее:

— Я не готовился быть моряком. Я учился в хорошей школе, а десяти лет поместили меня в торговый дом, где я целыми днями сидел за конторкой, переписывая все то, что мне приказывали. Торговый дом этот занимался большими делами с Южной Америкой.

— Где находится Южная Америка? — спросил я.

— Ты бы лучше не мешал мне рассказывать, — заметил Джаксон, — когда я кончу, ты можешь задавать мне какие угодно вопросы, но если будешь прерывать меня на каждом шагу, я в неделю не дойду до конца моего рассказа. Вчера мы потеряли целый день!

— Это правда, так я и сделаю!

— В конторе, — продолжал Джаксон, — кроме меня, было еще два писаря — главный писарь, которого звали Манверс, и твой отец. Хозяин наш, по имени Эвелин, был очень строг и взыскателен по отношению к твоему отцу и ко мне, ежедневно проверял нашу работу и делал нам замечания, если что-нибудь было не так. Это создало между нами соревнование, которое побуждало нас обоих к работе, и оба мы часто заслуживали похвалу. По воскресеньям м-р Эвелин обыкновенно приглашал твоего отца и меня к себе на весь день. Утром мы шли в церковь, а потом обедали с ним. У него была дочь, немного моложе нас годами. Это и была твоя мать. Мы оба со временем, когда стали постарше, начали ухаживать за нею и наперерыв старались угождать и нравиться ей. Трудно сказать, кто из нас имел вначале больше успеха, но все же думаю, что из двух скорее я был любимцем первые два года нашего знакомства. Отец твой был по природе серьезен и расположен к задумчивости. Я же наоборот полон веселья и задора, а потому она и предпочитала меня, как более живого и приятного товарища. Мы пробыли около четырех лет в конторе, когда умерла моя мать. Отец мой умер раньше, когда я еще не поступал на службу. По смерти матери оказалось, что моя часть состояния достигала приблизительно двух тысяч пятисот ф. ст., но я еще не был совершеннолетним, и ранее, как по истечении года, не мог вступить во владение ими. М-р Эвелин, который в это время был вполне доволен моим поведением, не раз, полушутя, полусерьезно, говорил мне, что когда мне минет двадцать один год, он позволит мне, если я того пожелаю, вложить свои деньги в его дело. Я так и намеревался сделать и с надеждой смотрел в будущее, мечтая жениться на твоей матери и зажить припеваючи. Не сомневаюсь в том, что все бы так именно и случилось, если бы я продолжал вести себя прилично. Но раньше, чем я достиг совершеннолетия, я, к сожалению, завел некоторые весьма сомнительные знакомства, стал жить выше своих средств и, что всего хуже, приучился пить и проводил все ночи за кутежами. От этой дурной привычки я и впоследствии никогда не мог отделаться. Она погубила меня тогда и впоследствии губила меня всю жизнь. Мое маленькое состояние не только придавало мне некоторое значение в глазах других, но было причиной того, что я стал очень высокого о себе мнения. Я начал усиленно ухаживать за мисс Эвелин и был весьма благосклонно принят ее отцом, не мог также жаловаться на отношение ко мне молодой девушки. Что же касается твоего отца, то он был совершенно отодвинут на второй план. У него не было ни состояния, ни каких бы то ни было надежд на будущее, кроме того, что удалось ему скопить, благодаря своей бережливости.

Внимание, оказываемое мне мистером Эвелином, очень удручало и огорчало твоего отца. Он в то время был не менее влюблен в мисс Эвелин, чем я сам, а про себя мог только сказать, что любовь моя к ней была безгранична, что она вполне заслуживала. Но все мои радужные надежды были загублены моим собственным безумием. Как только стало известно, что я получаю состояние, меня окружили люди, которые наперебой искали случая быть мне представленными, и я проводил вечера в компании, казавшейся мне верхом изящества, но которая на деле представляла из себя нечто совершенно иное.

Мало-помалу я приучился играть и вскоре проиграл более крупную сумму, чем был в состоянии заплатить. Это принудило меня обратиться к еврею, который дал мне взаймы денег под большие проценты, с условием выплатить их, когда достигну совершеннолетия. Я продолжал играть в надежде вернуть свой проигрыш и кончил тем, что задолжал еврею около тысячи фунтов стерлингов.

По мере того, как росли мои долги, я становился все бесшабашнее. Мистер Эвелин начал замечать, что я провожу бессонные ночи, и что на мне лица нет, что было неудивительно, так как положение мое становилось поистине критическим. Мистеру Эвелину был известен размер суммы, которую я должен был получить. Я ожидал, что он предложит мне вложить ее в дело, и ломал себе голову над тем, как объяснить ему, куда и на что я истратил чуть не половину ее. Я понимал, что мнение его обо мне резко изменится, и что он никогда не согласится вверить счастье своей дочери молодому человеку, который оказался способным на такую беспорядочную жизнь.