Анри Труайя - Голод львят

— Ладно, я тебя оставляю!

— Что это с тобой? Ты не проводишь меня до дома?

— Нет, у меня много дел.

— Ты скотина!

— Тебе же отсюда недалеко!

Она бросила на него мстительный взгляд:

— Дело не в расстоянии!

— А в чем же?

— Ни в чем! Ты слишком глуп, Даниэль!

Он засмеялся:

— Не злись! Ну иди, до свидания!

Он развернулся и, сунув руки в карманы, зашагал своей дорогой. Придя домой, заперся в комнате, решив заниматься. «Дело Даниэлы» закрыто. Теперь голова у него свободна. Не настолько, однако, чтобы интересоваться вариациями функции y=f(x). Никогда, наверное, у него не хватит упорства проглотить всю эту математику. К тому же Даниэль уже и не знал, к какой профессии себя готовить. В прошлом году он хотел стать инженером или ветеринаром. И то и другое желание у него отпало. Зато он был очень увлечен составлением отчета об экспедиции в Кот-д’Ивуар! Значит, журналист? Почему бы и нет? Если к кабинетным писателям-романистам или тем, что рассказывают, не сдвинувшись с места, вымышленные истории, он испытывал лишь небольшое уважение, то репортерами, неутомимыми искателями авантюр, восхищался и завидовал им. Везде, где что-то приключалось, они тут же оказывались со своей камерой и блокнотом. Зачем тогда заниматься математикой? Значит, ему нужен философский класс. А потом Школа журналистики. Правда, у него плохой стиль изложения, да и орфография весьма приблизительная. Ну что же: он будет приносить информацию, а другие добавлять к ней соуса. Однако! Как всегда, он забыл о препятствии и видел только финиш. Сначала экзамен на бакалавра с его обработкой.

«Мне это противно!.. Мне это осточертело!..» Даниэль скулил вполголоса, глядя на взаимозаменяемые формулы. Переходя к уравнениям, он вспомнил о Даниэле в ее розовом свитере, облегающем грудь, с мокрыми волосами, мягкой улыбкой. Не слишком ли он был с ней резок? Еще немного, и она бы, наверное, расплакалась, когда он бросил ее на тротуаре. Но это было неизбежно. Он обязан был порвать с ней. Ведь и у него самого это вызвало мимолетную грусть. Даниэль закурил. Дым был и в душе у него, и вокруг — легкий, серый, рассеивающийся. «Она думает, что я из мрамора! Бедная крошка! Если бы она знала!.. Знак квадратного трехчлена всегда совпадает со знаком коэффициента при старшей степени трехчлена, если у него отсутствуют корни… Как было бы кстати!.. Если квадратный трехчлен имеет корни, то при значении переменных из интервала между корнями знак трехчлена противоположен знаку коэффициента при старшей его степени… А любовь, жизнь — это не в счет?.. Графики взаимно обратных функций в декартовой системе координат симметричны относительно биссектрисы первой и третьей четверти…»

Мерседес постучала в дверь: ужин подан. Еще один ужин!.. Ну, и что же теперь? К чему все это приведет? Он встал, мрачный, разочарованный, и направился, шаркая ногами, в гостиную. Отец, Кароль, Франсуаза уже были там как обычно. Перед тем как усесться за стол, Кароль заметила:

— Кстати, эта девочка, которую ты мне представил, очаровательна…

— Ты находишь? — буркнул Даниэль с недовольным видом.

И его охватило такое счастье, что он сам изумился: с чего бы это?

Чтобы оживить последнее занятие перед каникулами, Козлов читал вслух по-русски очень смешной рассказ Чехова и помогал своим ученикам перевести его. Франсуазе Козлов показался в этот день особенно блистательным. Его объяснения отличались глубиной, а остроты вызывали смех. После окончания занятия маленький эскорт студентов сопроводил его до выхода. Франсуаза нервничала, не решаясь подойти к нему. Внезапно он повернулся к ней и сказал:

— Мне нужно зайти к своему издателю. Это в двух шагах отсюда, на рю де л’Эпрон. Не хотите пойти со мной?

— Да, — прошептала Франсуаза.

Они обогнали девушек, посмотревших на них с озадаченным видом, и вышли на улицу. Козлов нес под мышкой черный портфель. Всю дорогу он рассказывал Франсуазе о работе, которую собирался отдать в печать: рассказы Толстого, некоторые из которых еще не издавались на французском языке. Она с увлечением слушала его, гордая тем, что он оказывает ей доверие.

— Подождите меня здесь, — сказал он. — Я на пять минут.

Франсуаза проследила глазами, как он вошел в серый низкий дом, зажатый между двумя большими зданиями. На двери висела табличка «Издательство Шевалье-Виньара». На витрине, выходящей на улицу, были разложены последние издания: философские трактаты, мемуары политических деятелей, переводы русских авторов. Кто покупает эти серьезные вещи? Книги были переложены еловыми ветками, серебряными цепями и разноцветными стеклянными шарами; к стеклу витрины, имитируя снег, было приклеено несколько хлопьев ваты. «Дарите книги!» — призывал с плаката краснолицый Дед-Мороз.