Анри Труайя - Крушение

— Уже поздно, папа устал. Я думаю, нам пора…

На рю Бонапарт Александр, взяв под руку с одной стороны Франсуазу, а с другой — Дани, заявил:

— Ну что, дети мои, я думаю, что для сна еще слишком рано. Предлагаю закончить наш вечер в домашней обстановке. Идет?

Даниэль и Дани с радостью поддержали идею. Франсуза же, припомнив, что у нее, кроме вина, ничего нет, огорчилась. Было уже темно, пространство между домами заполняла холодная и влажная мгла. Свет уличных фонарей создавал иллюзию расплывчатых космических туманностей. Кое-где в витринах антикварных лавок сквозь запотевшие стекла, словно призраки былых времен, проступали силуэты старинной мебели.

— А Кароль здорово простужена! — заметил Даниэль.

— Да, — откликнулся Александр, — и твой отец этим очень взволнован.

— Положим, он взволнован не насморком Кароль, — тихо сказала Франсуаза, — а твоими откровениями насчет Николя.

— Хочешь сказать, мне не стоило распространяться на эту тему?

— Вот именно…

— Но согласись, Франсуаза, мы не можем всю жизнь скрывать, что он существует и что мы взяли его к себе. Это же не смертный грех.

— Папа не из тех, кто способен такое понять и войти в наше положение.

— А по-моему, он-то как раз из тех! К тому же ему абсолютно до лампочки, что у нас делается. Он погряз в своих личных делишках. Его волнует только Кароль и никто, кроме нее.

— Ты прав, — согласилась Франсуаза, — и это очень печально.

— Очень печально то, — прервал ее Даниэль, — что папа поругался с Жан-Марком. Как ты думаешь, это надолго?

— Откуда я могу знать.

— К сожалению, с ними обоими так трудно, — вздохнул Даниэль. — Я уже сто раз пытался выяснить, что у них там произошло! Как только я при отце произношу имя Жан-Марка, у него делается каменная физиономия. Несколько раз я спрашивал у Жан-Марка, почему он не показывает носа к родителям, но он либо замыкается в себе, либо увиливает от ответа. Может, хоть у тебя получится, Франсуаза?

— Вряд ли.

— Ну подумай, ведь должна же быть какая-то причина. Тебе ничего не приходит в голову?

Франсуаза отрицательно помотала головой. Александр, взглянув на нее, заметил с иронией:

— Опять тайны! Нельзя говорить твоему отцу, что Николя живет у нас. Нельзя, чтобы Даниэль узнал, что Жан-Марк навлек на себя гнев Филиппа из-за его истории с Кароль. И чего ты добьешься своими школьными секретами?

Даниэль замер.

— У Жан-Марка что-то было с Кароль?

Франсуаза, лишь на мгновение растерявшись от того, что сказал Александр, быстро, не давая ему продолжить, ответила:

— Да, Кароль испробовала на нем свои волшебные чары, и Жан-Марк влюбился. Ну а папа узнал.

Столь подретушированная версия событий вызвала улыбку на губах Александра. А невинная Даниэла просто оцепенела от услышанного.

— Нет, этого не может быть, — прошептала она. — Какой ужас!

После некоторого размышления Даниэль с важным выражением на лице произнес:

— Теперь-то я понимаю, почему Жан-Марк оказался в таком отчаянном положении. По Фрейду, существует целая куча типов, которые испытывают половое влечение к своим матерям. Что же тогда говорить о мачехе?! Из этого следует, что отец определенно перебарщивает. А Кароль — просто шлюха, раз она играет в такие игры. Она не отдает себе отчета, что человек с таким либидо в башке может запросто сдвинуться.

Окинув присутствующих пламенным взором философа, Даниэль продолжил путь.

— Только не проговорись Жан-Марку, что ты в курсе, — посоветовала Франсуаза.

— За кого ты меня принимаешь? Я уж дождусь, когда он мне сам расскажет.

— Он тебе не расскажет.

— Наверно, ты права, знаю я эту породу. Он из тех, кто любит разбирать по косточкам свое второе «я» втихаря.

Даниэла высвободила руку из-под локтя Александра и прошла немного вперед. С прямой спиной и гордо выставленным животом, она переваливалась из стороны в сторону, как уточка. Даниэль догнал ее и обнял. Дани подняла к нему свое детское личико, и они обменялись легким, как дуновение, поцелуем.

Александр открыл дверь и щелкнул выключателем. Резкий свет от лампы без абажура упал на лежащий посреди прихожей матрас. Николя приподнялся на локтях. Ослепленный, он ошалело смотрел на вошедших. В ожидании отца и Франсуазы он лег, не раздеваясь.

— Вот это мило, ты уже спишь? — воскликнул Александр. — Еще нет одиннадцати!

— Побывал бы ты в моей шкуре, — недовольно заметил Николя: — Я еле приползаю домой.

Франсуазу позабавило его ворчание. Вот уже десять дней, как Николя работал у Брекошона и считал весь мир в ответе за свою хроническую усталость.