Василий Ардаматский - Последний год

— Никаких дел-делишек у меня с ним нет, только давнее знакомство. А вас ведь не зря называют финансовым градусником.

— Ну что ж, отвечу… — Вишау оглянулся на окна, за которыми заскрежетал трамвай, переждал и сказал: — Манус — фигура прочная, я в него верю.

Грубин улыбнулся:

— А говорите: никто никому.

— То о мире, где действует власть, — тихо ответил Вишау и, взглянув на круглые настенные часы, стал торопливо застегивать верхние пуговицы мундира.

— Власть — это государь, — так же тихо произнес Грубин. Рука Вишау, застегивавшая пуговицу, на мгновение замерла,лицо застыло в удивлении. Но это, может быть, потому, что он застегнул последнюю пуговицу и ворот давил шею. Он одернул мундир и сказал разочарованно:

— Я очень сожалею, что мы не сговорились…

Грубин вышел на Литейный и, подняв меховой воротник, неторопливо направился к Невскому. Встречей с Вишау' он на этот раз недоволен. Разве только получено еще одно подтверждение, что Манус фигура все еще прочная — это ему очень важно знать. Ну и еще вот это «никому нет веры». Но это Грубин наблюдает и сам.

На Невском, перейдя Аничков мост, Грубин посмотрел на часы городской думы и пошел еще медленнее — там, у думы, он должен быть точно в три. Всех связанных с ним людей он приучает к немецкой точности.

Тайная работа органически вошла в его жизнь, плотно слилась с его коммерческой деятельностью и словно спряталась в ней. Добыча ценной информации была, конечно, нелегким и кропотливым делом, однако широкий круг разнообразных знакомых, деловые связи, умение слушать, способность читать газеты между строк помогали тому, что «пустым» он никогда не был. Но оставался один момент в его работе, который постоянно его тревожил, — встречи со связными, которым он передавал информацию и от которых получал новые задания своих далеких начальников. Сейчас у него было два канала связи. Один постоянный, через завербованного немецкой разведкой шведа, работавшего чиновником в шведском посольстве. Другой канал был чисто немецкий, но связники здесь менялись. В прошлом году приезжал связник, для русских властей являвшийся представителем шведской электротехнической фирмы «Эриксон», поставлявшей России телефонные аппараты и коммутаторы. Его сменил научный сотрудник скандинавского метеоцентра, приезжавший для координации службы прогнозов погоды. Последнее время связником был пожилой респектабельный господин, официально приезжавший в Петроград как представитель шведского международного банка. Грубин понимал, что к нему посылают опытных и умелых людей, и все же тревожился — поди знай, насколько тот осторожен, не тащит ли за собой тень русской контрразведки? И вообще каждый новый человек, посвященный в твою тайную службу, — это уже опасность, об этом ему говорили еще в академии генерального штаба. Но что мог сделать Грубин? Только одно — быть предельно осторожным самому и сводить к минимуму срок общения со связниками. Ни минуты лишних разговоров. Только о деле и без ненужных подробностей…

Сейчас ему предстояла встреча со шведом. Нагловатый молодой человек относился к этой своей работе без должного чувства ответственности, она была для него просто дополнительным и солидным заработком. Грубину не раз приходилось делать ему замечания, но швед выслушивал их с ухмылочкой на розовощеком лице и отмалчивался…

Грубин увидел его издали. Рослый, в куртке мехом наружу, гольфы заправлены в нездешние, отороченные мехом высокие ботинки на толстенной подошве. На голове финская суконная шапка с козырьком. Ну вот, опять! Сколько раз он просил его приходить на свидания, одевшись поскромнее и больше по-местному, — не действует. И конечно же, все прохожие пялят на него глаза.

Грубин прошел мимо, и швед пошел за ним вдоль галереи Гостиного двора. На углу Апраксиной линии они остановились. Грубин передал шведу небольшой сверток.

— Мы в расчете, — сказал он одними губами по-немецки. — На ваше имя и адрес я выписал журнал «Двадцатый век», все номера будете отправлять по тому же адресу. Все. До свидания…

Георгий Максимович Грубин появился в Петрограде за два года до войны. Заканчивался двенадцатый год. Газета «Русское слово» писала в конце декабря:

«Грядет Новый год. И хотя он Тринадцатый, наше суеверное чувство молчит, и мы смело и с надеждой смотрим вперед. Давно Россия ждала такого времени, и ее истерзанная душа заслужила на него святое право…»

Вот в это будто бы спокойное время Георгий Максимович Грубин и появился в Петрограде. Финансовые дельцы русской столицы обнаружили возле себя худощавого господина, всегда строго и со вкусом одетого, немногословного, но очень приятно умеющего слушать других. На бирже и в петербургских банках сделали вывод, что это человек с деньгами и хорошо знает им цену. Появлению его никто не удивился… Тогда в финансовом мире то и дело появлялись новые дельцы. У них даже было свое прозвище: «кометы». Весь интерес к новой «комете»— сколько она продержится на финансовом небосклоне.