Валерий Грузин - Гибель Киева

Поразмышлять на эту тему он решил попозже, а сейчас следовало удостовериться в обоснованности подозрений. Сделал он это грубо: лавируя в потоке машин, перебежал через улицу вдали от перехода и перемахнул через металлическую ограду на противоположной стороне улицы. «Десятка» повторила маневр и застыла за его спиной в ожидании нового подвоха. Рассматривая в стекле витрины отражение неразлучной парочки, Александр отбросил сомнения в своей мнительности. Из очевидности происходящего вытекало: ни домой, ни на работу идти не нужно. Впрочем, как и забредать в уединённые места.

День, как для начала осени, выдался душный. Жара липкой змейкой ползала по шее, опускалась вдоль подбородка, вила гнёзда под мышками. Мужчины отупело поглощали тёплое пиво, а барышни мороженое. Из распахнутых окон доносились вопли попсовых звёзд, и вдруг, о чудо!., как в прежние киевские времена, чётким серебряным звоном рассыпались звуки шопеновской мазурки.

Вот здесь, на коротеньком бульварчике, что в центре Киева, на вбитой в землю лавочке и присел Александр. Рядом расположилась уже начавшая быть немолодой пышная дама. Она обмахивалась сложенной газеткой. Конечно, веером было бы удобнее, да подевались они куда-то. Нет больше вееров, а духота есть, и вытекает из-под мочки её уха крупная капля пота. Но Александр её не видит, поскольку им всецело завладели невесёлые мысли. Они и вами владеют чаще, чем хотелось бы. Понятное дело – о деньгах мысли.

В жару думается плохо, да и лавочка неудобная. Раньше здесь стояли массивные парковые скамьи с устойчивыми чугунными ножками и удобными для спины деревянными сиденьями. Воспоминания они вызывают приятные, хотя время уже размыло черты возбуждённых лиц, унесло в льдистую мглу имена их обладательниц, и лишь далёким, совсем глухим эхом со дна души отзывается волнение, испытанное от прикосновения к округлым коленкам и прочим женским прелестям. Господи, чего только не случалось в тёплые ночи под густым бархатом киевского неба!

Но скамей теперь нет, а есть примитивная лавочка, сбитая из трёх досточек, и единственное, что их роднит, – унылая зелень масляной краски. Было время, когда здесь росли липы, а улица называлась Бульварно-Кудрявской. Теперь на их месте растут берёзы, вязы и каштаны, а улица стала Воровского.

За чугунной оградой снуют машины. Преимущественно новые. Джипы и кабриолеты, универсалы и спортивные седаны, ослепительные «крайслеры» и серебристые «мерседесы», бюргерские «опели» и шикарные «тойоты». Вот и его любимец «ягуар» промчался.

Прямо перед Александром навис небоскрёб. Новодел. Полированный гранит, красный кирпич. В квартале добрых старых строений он смотрится как помесь казармы и будуара. Говорят, что землю «под полой» продали военные, и вскоре в пахнущие зарубежной краской апартаменты с грохотом начнут въезжать штабные генералы с раздобревшими генеральшами. Солдатики в камуфляже будут осторожненько таскать оббитые лайковой кожей диваны и длинные пеналы импортных холодильников. У них всё будет новенькое. И не потому, что у генералов зарплата высокая, вовсе нет, низкая у них зарплата, а потому, что услуги генеральские нынче в цене.

Чуть наискосок – покрашенный под цыплёнка особнячок. На него нахлобучили несуразную шапку мансарды, однако испохабить милые глазу пропорции не сумели. Не этот ли домик прикупил легендарный слепой по прозвищу Шпулька? Тот самый прообраз Паниковского, который поджидал доверчивых киевлян на углу Прорезной и Крещатика и при переводе через дорогу облегчал их карманы. Криминальный авторитет. Хорошо платил городовым, но не переплачивал, не кутил на Ямской, вот и прикупил недвижимость.

По бульварчику снуют люди. Разные. Порой на них больно смотреть. Китайский ширпотреб. На коленях и локтях пузыри из искусственной ткани, строчки кривые, с обрывками ниток. Бережно прячут за пазухой остатки достоинства и плечи опускают от непомерной тяжести жизненных грузов. Старики донашивают советские кирзу и дерюгу. Иногда, правда, вспорхнёт стайка студентов, и пролетит, едва задевая крылом, эфирная волна очарования. Даже грубые от природы девичьи лица скрашиваются светом надежд. Ах, молодость, молодость! Ты уже сама по себе богатство.

«Хвост» пару раз прогулялся туда-сюда и, не обнаружив подходящей лавочки, топча траву с собачьими какашками, отошёл к чугунной ограде. Позицию парочка заняла правильную – в нескольких метрах за спиной Александра: в случае чего, догонят.