Феликс отдался во власть этих рук и погрузился в глубокий сон.
II
На другой день Феликс был разбужен стремительным ливнем звуков рояля. Где-то рядом весело бежали по клавишам руки, очень умело разыгрывая сложное, до бесконечности варьирующее тему упражнение. Феликсу сейчас же вспомнились длинные пальцы Отилии, и он сразу сообразил, что это играет она. Юноша испуганно вскочил. Солнце стояло уже высоко, его лучи проникали в комнату с двух сторон. Оправив свою одежду и приведя в порядок постель, Феликс хотел умыться. Но в комнате не было никаких умывальных принадлежностей, и тогда он достал из чемодана одеколон, протер им лицо и смочил волосы. Он не знал, что предпринять. Оставаться в комнате, как ему подсказывала застенчивость, было неприлично, выйти же он не осмеливался, потому что, не зная дома, мог забрести куда не следует. Он выглянул в маленькое окно и заметил, что оно выходит на соседний двор. По закону это окно следовало замуровать из-за расположенных рядом зданий, но, вероятно, знакомство между соседями позволило его оставить. Во дворе Феликс увидел большой одноэтажный, довольно старый, но еще прочный дом. Над высокими окнами поднимались греческие фронтоны из штукатурки, а стены устроенного на манер сеней входа с двумя выкрашенными под порфир колоннами были расписаны под помпейские фрески. Вдоль фасада стояли в ряд большие кадки с олеандрами, а весь двор был занят огороженными цветочными клумбами. В глубине виднелась зеленая деревянная беседка, в ней сидел за вышиванием укутанный в платок вчерашний старик с бородкой. Феликс догадался, что в соседнем доме живет тетя Аглае со своими Симионом и Аурикой, Юноша несколько раз прошелся по комнате, слушая экзерсисы Отилии, которая сейчас пела тонким, вибрирующим голосом. Где-то раздался стук, и Феликс решился наконец приотворить дверь. Не успел он высунуть голову, как перед ним очутилось безволосое лицо дяди Костаке, — оно выглядело еще более красным, а губы — еще более толстыми, чем вчера.
— Хорошо ли ты спал? — хриплым голосом осведомился старик. Он был настроен весьма добродушно. Жалкий внешний вид и манера вечно потирать руки делали его благожелательство похожим на угодливость. — Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Той же галереей дядя Костаке проводил Феликса к другой, настежь распахнутой двери.
— Готово, Марина?
— Готово, готово, — сварливо ответила нескладная, бедно одетая старуха-служанка. — Это они и есть?
Дядя Костаке утвердительно кивнул головой.
— Вот, поглядите, — обратилась женщина к Феликсу. — На такой постели вы не спали даже в доме вашей матушки.
Действительно, кровать была большая, со спинками орехового дерева, у которых лежали два валика. Марина еще раз пощупала постель.
— Сядьте на нее — тогда почувствуете! Сюда вы будете класть белье, сюда платье, башмаки — в этот ящик. А вот стол, можете писать сколько вам вздумается.
Комната напоминала комнату Отилии, но вместо обоев стены были выкрашены в зеленоватый цвет. Маленькое окно тоже выходило на соседний двор. Марина продолжала свои объяснения, давая самые нескромные советы. Когда Феликс повнимательнее взглянул ей в лицо, он заметил, что она смотрит только одним глазом. На другом, наполовину прикрытом веком, было большое бельмо.
— Что же это такое? — внезапно обрушилась Марина на дядю Костаке. — Почему вы не даете мне денег на расходы? Воздухом я буду вас кормить, что ли?
Дядя Костаке залепетал:
— У-у-у тебя уже н-н-нет денег?
— Еще бы, вы ведь так много их дали, — злобно ухмыльнулась старуха.
Такая бесцеремонность изумила Феликса, он заметил также, что, несмотря на свою бедную одежду, Марина не похожа на прислугу, черты ее лица были тонки и весь облик не лишен благородства. Позднее юноша узнал, что старуха — дальняя родственница дяди Костаке и что он, злоупотребив положением одинокой, бесприютной и несколько слабоумной женщины, превратил ее в служанку. Старик поскреб лысину, затем отвел Феликса в сторону и спросил еще тише, чем обычно:
— У т-т-тебя есть деньги?
Феликс покраснел и быстро сунул руку в карман. После покупки железнодорожного билета у него осталось восемьдесят или сто лей, которые были выданы ему на мелкие расходы дядей Костаке, согласно установленному порядку, через секретаря интерната, Феликс вынул набитое серебряными монетами портмоне.
— Хватит пяти лей, — проговорил Костаке, посматривая на портмоне.
Феликс протянул ему монету.
Читать дальше