Антон Фридлянд - Сталинбург

Первым, кто опробовал на себе высокотехнологичное устройство, стал генеральный секретарь ЦК ПКСС, Александр Александрович Птушка. Теперь каждый свой рабочий день он начинает с визита в Усыпальницу, где получает инструкции по управлению страной непосредственно от Святейшего Двуглава. По настоянию генсека чудесное открытие стало доступно широкой общественности — теперь каждый гражданин Священного Союза может надеть на себя шапку Мономаха, чтобы ощутить великое таинство единения с мыслительным процессом святых Владимира и Иосифа. Услышанное вызвало у Матвея множество вопросов, главный из которых относился к тому, какие именно мыслительные процессы могут быть у двух мумифицированных трупов. Но все свои вопросы он благоразумно решил оставить при себе и, конечно, правильно сделал. Отец Лаврентий же закончил свой экскурс следующим образом:

— Тут всякие еретики поганые повадились пиздеть, что, мол, именование «Двуглав» не соответствует Триединому Священству. На что мы неизменно ответствуем: у Революции две головы орлиные и одно сердце львиное. Святого Льва мы чтим именно как движущую силу Великого Октября, как пламенный импульс, над всею Землею воссиявший. И символично, что голову свою он сложил под натиском беспощадного ледоруба, а прах его покоится в далеких мексиканских краях. Но сердце его незримо присутствует здесь, в Усыпальнице Святейшего Двуглава, озаряя его словно алая немеркнущая звезда. Вот так-то, блядь.

Тем временем они приблизились к рамкам металлоискателей, однако ползти на карачках дальше им не пришлось. Отец Лаврентий получил у одного из милиционеров, стоявших на посту возле рамок, какую-то пилюлю, расписался за нее в ведомости и протянул Матвею.

— Это что? — спросил тот.

— Облатка, сын мой. Разгрызи перед тем, как глотать.

Матвей разжевал облатку, ощутив вкус, знакомый еще с юности, по берлинским клубам. Это определенно был привкус ЛСД, от которого сводило челюсти как от синтетической хурмы.

— Это что, кислота? — удивленно спросил он у святого отца.

— Ты пиздел бы поменьше, а о высоком подумал, — посоветовал батюшка. — С минуты на минуту на тебя благодать снизойдет. Земное отринь, о высоком помысли!

По своему опыту Матвей знал, что кислота обычно начинает действовать спустя полчаса после приема, но тут, видно, ему пришлось иметь дело с усовершенствованной формулой. Башни Кремля закрутились спиралями, золотой двуглавый орел над мавзолеем затрепетал крыльями, а в сторону Собора Василия Блаженного Мэт и вовсе боялся смотреть. В следующую секунду отец Лаврентий подтолкнул его к невысокой калитке, которую милиционер, дежуривший у входа в Усыпальницу, распахнул перед ним. Опустившись на колени, Матвей заполз внутрь.

Какое-то время он пробирался по узкому коридорчику с низкими потолками и стенками, выложенными черным мрамором — по случаю визита особого гостя его освободили от паломников. Затем он оказался в основном помещении, где уже можно было подняться с колен, но отец Лаврентий, оставшийся снаружи, во время предварительного инструктажа строго запретил это делать. Как и в коридорчике, в затемненном зале никого не было — кроме двух покойников, лежавших в саркофагах со стеклянными стенами. Они расположились головами ко входу, и от этих голов тянулись пучки черных проводов, соединявшихся на шапке Мономаха, уложенной на возвышении из красного гранита. В ногах у мумий было установлено большое зеркало, в котором паломник мог видеть лики обоих святых и себя между ними.

Мэту показалось, что стены каменного мешка сдвигаются, и чтобы поскорее выбраться из траурного зала, он поспешно водрузил шапку на голову. Поначалу не ощутил ничего, потом — легкое покалывание в висках, судя по всему, от электрических разрядов. Спустя секунду покалывание стало сильнее, а в следующий момент случилось то, ради чего этот аттракцион и затевался — на Матвея Корчагина снизошла благодать. Это была не какая-нибудь там фейковая благодать наподобие той, какую испытываешь, закинувшись колесом на гоанском пляже, а самая настоящая благодать высшей астральной пробы. Он ощутил в своей голове присутствие Высшего Разума, не суетного и мятущегося, но спокойного и рассудительного. Этому Разуму было известно все и о Матвее, и о любом другом человеке, и о тех, кто давно умер, и о тех, кто еще не родился. Высший Разум знал абсолютно все, не совершая для этого никаких усилий. Он также знал, как привести всякое живое существо к абсолютному счастью, и был готов за руку провести Матвея по этому пути, берущему начало прямо здесь, в этой величественной Усыпальнице…