Стивен Кинг: Бесплодные земли

Но то была не яма, а низина. Словно земли за городской чертой лежали на плоской крыше исполинского лифта, и однажды, в туманные незапамятные времена, этот лифт пошел вниз, прихватив с собой изрядный кус страны. Единственный Блейнов рельс, проложенный по центру эстакады, парившей между этой падшей землей и набрякшими дождем тучами, казалось, плыл в пустоте.

– Почему мы не падаем, что нас держит? – воскликнула Сюзанна.

– ЛУЧ, РАЗУМЕЕТСЯ, – ответил Блейн. – ВИДИТЕ ЛИ, ВСЕ НА СВЕТЕ СЛУЖИТ ЛУЧУ. ПОСМОТРИТЕ ВНИЗ – Я УВЕЛИЧУ ИЗОБРАЖЕНИЕ НА ЭКРАНАХ НИЖНЕГО СЕКТОРА В ЧЕТЫРЕ РАЗА.

Даже Роланд почувствовал, как закружилась голова и свело судорогой желудок, когда земля вдруг рванулась вверх, им навстречу. Возникшая картина своим безобразием превосходила все, что ему было известно о безобразии… а известно ему об этом было, к сожалению, очень многое. Сожженный, развороченный взрывами край, переживший страшные дни, – вне всякий сомнений, эта часть мира приняла на себя первый удар губительного катаклизма и сгинула в нем. Почва превратилась в покоробленное черное стекло, скрученное в узлы или выпирающее уродливыми буграми, которые по-настоящему нельзя было назвать холмами, и изрезанное глубокими трещинами и складками, которые по-настоящему нельзя было назвать лощинами. Редкие деревья – низкорослые, чахлые, какие могут привидеться в кошмаре, – грозили небу искалеченными ветвями; увеличение создавало иллюзию, что эти ветви, будто руки безумца, пытаются схватить путешественников. Кое-где из стеклянистой корки торчали пучки толстых керамических труб. Одни казались мертвыми или погруженными в спячку, внутри других поблескивал жутковатый и таинственный синевато-зеленый свет, точно во чреве земли пылали исполинские печи и горны. Среди труб на кожистых крыльях кружили смахивающие на птеродактилей безобразные твари, время от времени угрожающе щелкая крючковатыми клювами. Целые полчища этих жутких воздухоплавателей сидели на круглых верхушках дымоходов – по-видимому, они грелись в теплом воздухе, поднимавшемся от подземных негасимых огней.

Путешественники проплыли над трещиной, змеившейся с севера на юг, точно мертвое русло реки… но она не была мертва. В самой ее глубине, как сердце, билась тонкая алая нить. От этой трещины ответвлялись другие, поменьше, и Сюзанна, своевременно принявшая свою дозу Толкиена, подумала: "Вот что увидели Фродо и Сэм, добравшись до сердца Мордора. Вот они, Роковые Расселины".

Прямо под ними, извергая в небо пылающие камни и волокнистые сгустки лавы, взметнулся огненный фонтан. Мгновение путникам казалось, что языки пламени поглотят их. Джейк взвизгнул и залез в кресло с ногами, прижимая Чика к груди.

– НЕ БОЙСЯ, МАЛЕНЬКИЙ ПЕРВОПРОХОДЕЦ, – лениво успокоил его Джон Уэйн, – НЕ ЗАБЫВАЙ ОБ УВЕЛИЧЕНИИ.

Пламя погасло. Камни – среди них было множество громадных, с целую фабрику величиной, – беззвучным шквалом обрушились на землю.

Сюзанна с удивлением обнаружила, что печальные и страшные картины, развертывающиеся внизу, заворожили ее, сковали гибельными чарами, которые она не имела сил разрушить… и почувствовала: ее темная половина, та часть ее кеф, что звалась Деттой Уокер, не просто наблюдает – она упивается зрелищем, проникается им, узнает в нем нечто давно знакомое. В определенном смысле, Детта всегда искала именно такое место, вещественный двойник ее больного рассудка и безутешной насмешницы-души. Пустынные взгорья севернее и восточнее Западного моря, поваленный и поломанный лес вокруг Портала Медведя, безлюдные степи северо-западнее Сенда – все бледнело в сравнении с этой фантастической, бесконечной панорамой запустения. Они вышли к Свалке и вступили в бесплодные земли. Теперь их окружала отравленная тьма мест, которых сторонились.

Но эти земли, хоть и загубленные, были не безнадежно мертвы. Время от времени путешественники мельком замечали внизу какие-то тени – уродцы, ничуть не похожие ни на людей, ни на зверей, они весело резвились в тлеющей пустыне или во множестве собирались вокруг скоплений гигантских труб и над огненными расселинами, рассекавшими пейзаж. К счастью, невозможно было отчетливо разглядеть этих белесых прыгучих тварей.

Среди более мелких важно прохаживались создания покрупнее – розоватые, отчасти похожие на аистов, отчасти – на ожившие треноги. Выступали они медленно, задумчиво, точно проповедники, погруженные в размышления о неизбежности вечных мук, и то и дело приостанавливались, по-видимому, чтобы, резко наклонясь вперед, выдернуть что-то из земли – так, как цапля хватает проплывающую мимо рыбешку. В этих тварях было что-то несказанно отвратительное – Роланд ощутил это так же остро, как другие, – но определить, что именно вызывало такое чувство, не удавалось. Однако отрицать его реальность было нельзя; на "аистов" во всей их законченной мерзости почти невозможно было смотреть.