Владимир Михайлов - Беглецы из ниоткуда

Гравикар доктора Хинда начал падать или, как еще говорят, посыпался вниз в полном соответствии с законом тяготения.

Нельзя сказать, что такие случаи не были предусмотрены: как только машина перешла в свободное падение, сработало спасательное устройство: колпак кабины отскочил, кресло вместе с Хиндом было выстрелено вверх, и одновременно включился собственный антиграв этого кресла.

Если бы доктор Хинд, находясь в машине, вел себя так, как полагается человеку, управляющему движущимся механизмом, то скорее всего он отделался бы легким, в крайнем случае – средним испугом и без особых усилий посадил бы свое кресло на первую же крышу. Креслом нужно было внимательно управлять с первой же секунды после катапультирования. При всем желании встроить в кресло еще и автопилот просто невозможно, тут уже все зависит от водителя. Однако в гравикаре автопилот был; и Хинд, едва тронувшись с институтского гравидрома, доверил машину компьютеру, сам же с головой погрузился в мысли о последнем эксперименте с инверсией вещества; в последнее время физика больше всего интересовала возможность устранения парного взрыва – а вернее, перевода этого взрыва в сопространство, чтобы эффект можно было использовать без малейшей угрозы для какого-либо космического тела в пространстве нормальном. Лишь после этого, считал он, можно будет опубликовать сообщение о достигнутых результатах, а также (Хинду не были чужды и соображения чисто практические) зарегистрировать открытие и запатентовать разработанные в ходе опытов (и, по слухам, существовавшие уже и в рабочем варианте) конструкции. Доктор Хинд отличался в вопросах публикации чрезвычайной щепетильностью и никогда не позволял себе даже намекнуть на сущность любой своей работы до того, как им, фигурально выражаясь, не была пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата. Сейчас, по его ощущению, до этого оставалось – всего ничего.

Итак, он основательно задумался – хотя, может, не совсем на эту тему; и когда произошла авария и его вместе с креслом вышвырнуло из кабины, ему понадобилось несколько секунд – три или четыре, – чтобы из отвлеченного пространства физических понятий вернуться в реальный мир, в котором он вдруг очутился в воздухе и падал, правда, быстро замедляясь. Если бы все происходило не в оживленных городских эшелонах, или хотя бы не в вечерний пик, то, возможно, и обошлось бы. Но был именно час пик, эшелоны были плотно загружены всяческим транспортом; и, видно, именно трех-четырех секунд физику и не хватило для того, чтобы, начав управлять креслом (маневренность которого была по необходимости весьма ограниченной), хотя бы удержаться в своем эшелоне и избрать наиболее безопасное направление снижения. Когда он почувствовал, что кресло подчиняется ему, было уже слишком поздно: сверху он ворвался в нижерасположенный четвертый эшелон и оказался прямо перед громоздким аграбусом – метрах в двух-трех. Предотвратить смертельное для физика столкновение теперь не смогло бы даже и чудо – да его и все равно не произошло.

Хинда пытались, конечно, сохранить для жизни – как, впрочем, и любого другого на его месте. Но столкновение и падение с высоты, да притом еще удар креслом, оказавшимся сверху, буквально растерли человека по грунту. Ни реконструктивная хирургия, ни регенеративная ничего не смогли поделать. Оставалось лишь похоронить физика – что и было сделано за счет института.

В числе неизбежных в подобных случаях печальных формальностей было и создание комиссии по научному наследию доктора Хинда. Состояло оно наполовину из чиновников, на другую – из специалистов. В числе последних находился и еще один из крупнейших физиков этих времен, а именно – профессор, доктор и многократный лауреат Авигар Бромли.

Отложив свои дела, Бромли приехал в Лабораторию Нетрадиционных методик (так именовалось научное учреждение, которое создал и возглавлял покойный доктор Хинд) и погрузился в изучение оставленных погибшим физиком материалов, о которых, как и все прочие коллеги, до той поры знал крайне мало. И чем больше Бромли в них разбирался...

Впрочем, большинству землян не было, в общем, никакого дела ни до покойного Хинда, ни до проблем, которыми он занимался последние годы своей плодотворной жизни. Но, хотя глубоко заинтересованных его наследием было весьма мало, все же Бромли оказался не единственным.

Еще одним специалистом, которого, помимо естественной скорби о погибшем, донимало еще и великое любопытство, касавшееся разработок покойного, был все тот же неугомонный профессор доктор Функ.