Филип Дик - Помутнение

– Зачем же тогда было стрелять?

– У них не было другого выхода.

– Ты знаешь веселые истории?

– Нет, – ответил Брюс.– Это единственная история, которую я знаю.

Он замолчал, вспоминая, как волк радовался своим изящным прыжкам, какое удовольствие испытывал от своего мощного тела. И теперь этого тела нет, с ним покончили.

Ради каких-то жалких тварей, все равно предназначенных на съедение. Ради неизящных, которые никогда не прыгали, никогда не гордились своей статью. Но, с другой стороны, они остались жить, а черно-белый волк не жаловался. Он ничего не сказал, даже когда в него стреляли; его зубы были на горле у добычи. Он погиб впустую. Но иначе не мог. Это был его образ жизни. Единственный, который он знал. И его убили.

– Я – волк! – закричала Тельма, неуклюже подпрыгивая.– Уф! Уф!

Брюс с ужасом впервые заметил, что ребенок – калека.

– Ты не волк, – сказал он и ушел.

А Тельма продолжала играть, ковыляя и прихрамывая. Подпрыгнула, споткнулась и упала.

Он плелся по коридору и искал пылесос. Ему велели тщательно пропылесосить помещение для игр, где проводили время дети.

– По коридору направо.– сказал ему Эрл. Он подошел к закрытой двери и открыл ее. Посреди комнаты старая женщина пыталась жонглировать тремя резиновыми мячиками. Она встряхнула растрепанными серыми волосами и улыбнулась беззубым ртом. Он увидел запавшие глаза; запавшие глаза и разинутый пустой рот.

– Ты так можешь? – прошепелявила она и подбросила все три мячика. Они упали ей на голову, на плечи, запрыгали по полу. Старуха засмеялась, брызгая слюной.

В дверь вошел человек и остановился за спиной у Брюса.

– Давно она тренируется? – спросил Брюс.

– Порядком.– И к старухе: – Попробуй еще. У тебя уже лучше получается.

Старуха хихикала, снова и снова высоко подбрасывала мячики, втягивала голову в плечи и, скрипя всеми суставами, подбирала их с пола.

Человек рядом с Брюсом презрительно фыркнул.

– Тебе надо вымыться. Донна. Ты грязная.

Брюс потрясенно сказал:

– Это не Донна. Разве это Донна?

Он пристально взглянул на старуху и почувствовал смятение: в ее глазах стояли слезы, но она смеялась. Смеялась, когда швырнула в него все три мячика. Он еле уклонился.

– Нет, Донна, нельзя, – сказал человек рядом с Брюсом.– Не кидай в людей. Иди умойся, от тебя несет.

Старуха засеменила прочь, сгорбленная и маленькая. Человек рядом с Брюсом закрыл дверь, и они пошли по коридору.

– Донна давно живет?

– Давно. Я здесь шесть месяцев, а она уже была.

– Тогда это не Донна, – твердо заявил Брюс.– Потому что я приехал неделю назад.

А меня привезла Донна, думал он. Я точно помню. Как она была хороша темноволосая, темноглазая, тихая и собранная, в аккуратном кожаном пиджачке...

На душе у него стало гораздо легче. Но он не понимал, почему.

– Можно, я буду работать с животными?– попросил Брюс.

– Нет, – сказал Майк.– Пожалуй, отправим тебя на одну из наших ферм. Я хочу, чтобы ты несколько месяцев ухаживал за растениями. На свежем воздухе, у земли. Приходилось иметь дело с сельским хозяйством?

– Я работал в учреждении.

– Теперь ты будешь работать в поле. Если твой разум вернется, то вернется естественным путем. Нельзя заставить себя снова думать. Можно лишь упорно трудиться, например, сажать семена или пахать землю на наших овощных плантациях – так мы их называем – или бороться с вредителями. Мы опрыскиваем насекомых из пульверизатора. Но с этими веществами надо быть крайне осторожным, иначе они принесут больше вреда, чем пользы. Они могут отравить не только урожай, но и человека, который пустит их в дело. Проесть его голову. Как проело твою.

– Хорошо, – сказал Брюс.

Тебя опрыскали, думал Майк, и ты стал букашкой. Опрыскай букашку ядом, и та сдохнет; опрыскай человека, обработай его мозги, и он превратится в насекомое, будет вечно трещать и щелкать. По рефлексу. Исполняя последний приказ. Ничто новое не войдет в этот мозг, думал Майк, потому что мозга нет. Как и человека, которого я никогда не знал. Но, может быть, если привести его на нужное место, если наклонить ему голову, он еще сумеет посмотреть вниз и увидеть землю. Сумеет осознать, что это земля. И посадить в нее нечто отличное от себя, нечто живое. Чтобы оно росло.

Майк вел грузовик, а рядом на сиденье подпрыгивало обмякшее тело, оживленное машиной.

Уж не «Новый путь» ли сделал это с ним, думал Майк. Породил вещество, которое превратило его в безмозглую тварь и в конечном итоге вернуло к себе?