Что делать дальше, Марджори просто не представляла. Вдали заходился непривычно злобным лаем Мерлин, вперевалочку ковыляя к незваным гостям.
– Начнем, – приказал Квинн резко, – немедля.
Он шагнул по ступеням к двойным створкам парадного. Ряса плескалась вокруг его лодыжек тяжелыми складками.
Толпа любопытствующих слуг, собравшаяся на ступенях, боязливо расступилась, и спутники Квинна устремились вслед своему вожаку.
Лицо Гранта скривилось в гримасу почти извиняющуюся. Из внедорожников вылезали все новые гости, чтобы поспешить за своим жутковатым пастырем. Большинство из них были людьми, и на лице каждого застыло дикое возбуждение.
«Похоже, что они торопятся на собственную казнь, – подумала Марджори. – А одежда у некоторых – просто нелепая. Точно старинные мундиры – серые камзолы с широкими алыми отворотами, замотанные ярдами золотой тесьмы». Хозяйка поместья попыталась вспомнить что-нибудь из уроков истории, но образы прусских офицеров в ее памяти давно поблекли.
– Может, пойдем? – поинтересовался Грант.
Это было совсем уж нелепо – на пороге своего дома Грант Кавана не просил и не предлагал, он только приказывал.
Марджори неохотно кивнула.
– А вы оставайтесь тут, – наказала она дочерям, поднимаясь по ступеням. – Присмотрите за Мерлином и верните лошадей в стойла.
«Пока я разберусь, что за чертовщина тут происходит», – мысленно добавила она.
Стоявшие у подножия лестницы сестры цеплялись друг за друга, глядя на родителей с подозрением и ужасом.
– Да, мама, – послушно ответила Луиза и дернула Женевьеву за полу черной курточки.
На пороге поместья Квинн остановился, окидывая взглядом земли Кавана. Сомнения терзали его. В Бостоне казалось единственно верным во главе воинства Божьего нести проповедь брата его острову Кестивен. Никому не дано было устоять перед змием его. Но слишком много потерянных душ возвращалось из небытия; и неизбежно одни осмеливались ослушаться его, в то время как другие колебались в исполнении приказов. Честно говоря, теперь Квинн мог положиться лишь на ближайших, им самим отобранных учеников.
Адепты секты, оставленные им в Бостоне, дабы усмирять возвращенных и возглашать им истинную причину их воскрешения, подчинялись лишь из страха. Поэтому Квинн решил покинуть город, принести слово праведности всем душам, живым и погибшим, на этой злосчастной планетке. Лишь когда последователи его в большем числе искренне уверуют в слово Брата Божьего, тогда с неизбежностью восторжествует правое дело.
Но край, с такой любовью описанный Лукой Комаром, оказался пустынным. Миля за милей тянулись поля и луга, и лишь в редких деревушках ютились забитые крестьяне – тот же Лалонд, только в умеренном климате.
Нет, он предназначен для большего! Для столь необременительных трудов Брат Божий не избрал бы его! Сотни планет Конфедерации ждут слова Его и стремятся последовать за Ним в последний бой против ложных богов Земли, когда для всех и вся рассветет Ночь.
«После сегодняшнего вечера, – пообещал он себе, – я должен понять, куда десница Его ведет меня, и отыскать свое место в предопределении Его».
Взгляд его задержался на сестрах Кавана, которые взирали на него снизу вверх, пытаясь с отвагой сносить перемены, валившиеся на их дом, как зимний снег, мягко и неотвратимо. Старшая станет доброй наградой верным ученикам, а дитя пригодится чьей-нибудь возвращенной душе. Брат Божий всем отыщет место.
Успокоившись на время, Квинн быстрым шагом вступил в холл, упиваясь его пышностью. Сегодня, по крайней мере, он сможет искупаться в роскоши, питая своего змия, – ибо кто не ценит ее?
Ученики знали свое дело, и пригляд за ними не нужен. Как и на протяжении всей последней недели, они отворят тела усадебной прислуги для одержания. Его очередь придет позже – отбирать тех, кто достоин второго шанса на бытие, тех, кто обнимет Ночь.
– Что?! – вспыхнула Женевьева, стоило последним взрослым скрыться за парадными дверьми. Луиза решительно заткнула ей рот.
– Пошли!
Она так дернула сестренку за рукав, что та чуть не упала, и Женевьева неохотно поплелась следом.
– Ты слышала, что велела мама? – проговорила Луиза. – Присмотрим за лошадьми.
– Да, но...
– Никаких «но», ладно? Мама разберется.
Утешения эти слова ей не принесли. Что же случилось с папой? Должно быть, в Бостоне было просто ужасно, если он до сих пор не в себе.
Луиза расстегнула завязки шляпы и сунула ее под мышку. В усадьбе разом стало как-то очень тихо. Стоило дверям затвориться, как смолкли даже птицы, словно по сигналу. Кони стояли, понурившись.
Читать дальше