Питер Гамильтон - Дисфункция реальности - Угроза

– Я люблю тебя и вернусь за тобой.

Когда он входил в нее, Луиза стонала, впадая в сладострастное забытье. Ее экстаз еще больше возбуждал его, разжигая огонь желания и прогоняя тьму сеновала прочь.

Добравшись наконец до усадьбы, Джошуа напоследок успел лишь пожать или поцеловать руки множества сотрудников обслуживающего персонала и семьи (Вильяма Элфинстоуна среди них не было), которые пришли, чтобы проститься с ним и Дахиби. Конный экипаж повез их на вокзал Колстерворта, где они сели на поезд в Бостон, а вместе с ними туда отправилась и последняя партия груза.

На столичном вокзале их встретил Мелвин Дачерм, который сообщил, что более половины ящиков уже находятся на борту «Леди Макбет». Используя свое влияние, Кеннет Кавана добился того, что капитаны других звездолетов, получивших гораздо меньшее количество груза, предоставили, правда, без особого энтузиазма, свои космопланы, с помощью которых загрузка «Леди Мак» шла с большим опережением графика. Если бы не они, то, располагая лишь одним небольшим бортовым космопланом, команде Джошуа потребовалось бы одиннадцать дней для того, чтобы доставить все ящики на борт.

Джошуа и Дахиби без промедлений вернулись на звездолет. Добравшись до своей каюты, Джошуа обнаружил в ней Сару, которая, плотоядно улыбаясь, поджидала его у кабинки для занятий сексом в режиме свободного падения.

– Даже не думай об этом, – сказал он и рухнул на койку. Свернувшись калачиком, он проспал добрых десять часов.

Но даже если бы он бодрствовал, то едва ли обратил бы внимание на покидавшие орбиту другие звездолеты, а тем более не стал бы изучать их с помощью сенсоров «Леди Макбет». Поэтому он так и не узнал, что из двадцати семи тысяч восемьсот сорока шести звездолетов, которые прибыли на Норфолк, двадцать два корабля на обратном пути к родным планетам столкнулись с проблемами, которые были вызваны множеством серьезных механических и электрических неисправностей.

Грэм Николсон сидел на высоком табурете у стойки бара ресторана «Рухнувший Склад». Он расположился как можно дальше от ревущего аудиоблока и слушал, как Диего Санигра из экипажа «Брийана» жаловался на то, как обошелся с его судном Колин Рексрю. «Брийан» – звездолет, который занимался перевозкой колонистов, прибыл на Лалонд два дня назад, но до сих пор все пять с половиной тысяч колонистов, которых он привез, так и сидели в своих отделениях ноль-тау. Дело принимало самый скверный оборот, жаловался Диего Санигра, губернатор не имел права запрещать колонистам высадку. Расходы энергии, связанные с каждым лишним часом пребывания на орбите, выливались в умопомрачительные суммы. Транспортная компания как всегда во всем обвинит экипаж, в результате пострадает его жалованье, а о премиальных вообще можно будет забыть. В общем, все его планы на будущее окажутся под серьезной угрозой, а может быть, и вообще рухнут.

Грэм Николсон сочувственно кивал, а его нейронные процессоры тщательно запоминали все эти жалобные стенания и заносили их в ячейки электронной памяти. Едва ли большая часть этой информации оказалась бы полезной, но ее вполне можно было использовать в качестве дополнительного материала, который мог стать иллюстрацией того, как большой конфликт оказывает влияние на отдельные человеческие судьбы. А это он умел подавать очень хорошо.

Из своих семидесяти восьми лет пятьдесят два года Грэм проработал репортером. Он считал, что никакие курсы повышения квалификации журналистов уже не научат его ничему новому. Обладая таким опытом, ему бы следовало бы самому вести курсы, вот только едва ли нашелся бы редактор новостей, который рискнул бы развратить своих молодых репортеров до такой степени. Во всяком случае, он был поденщиком журналистики, который безошибочно чувствовал, когда заурядная житейская драма может перерасти в душераздирающую трагедию эпического масштаба. Он всегда брал свою аудиторию за живое, высвечивая страдания и невзгоды маленьких людей, которые были растоптаны, тех, кто не мог противостоять огромной мощи бездушных правительств, бюрократических аппаратов и компаний. Он строил так свои репортажи вовсе не по причине собственного морального негодования и не считал себя защитником угнетенных. Просто он использовал все эти эмоции в качестве сырья, из которого в конечном счете получались интересные репортажи, собиравшие большие аудитории. Он уже и сам стал чем-то напоминать жертв, которым так симпатизировал. Отчасти это было сделано с умыслом: его неухоженная красноватая кожа, слезящиеся глаза и не очень хорошо сидевшая одежда вызывали у публики больше доверия.